Люди гибнут под металлом

«Заговор чувств» на сцене Томского ТЮЗа. Итоги

Это была ожидаемая премьера сезона 2013 года.  К ней зрители и СМИ стали готовиться еще летом, когда объявили, что на постановку «Заговора чувств» по одноименной пьесе Юрия Олеши фонд Михаила Прохорова выделил театру миллион рублей. За неделю до премьеры директор театра Владимир Казаченко объявил, что новый спектакль претендует на звание «самого масштабного проекта года». Одни только декорации весят четыре тонны и для их монтажа требуются сутки. Кроме того, в спектакле занята вся труппа, более 30 человек. Главный режиссер Илья Ротенберг усилил интригу, заявив, что «Заговор чувств» ставят редко, хотя многие режиссеры признают актуальность пьесы, но признают и то, что в ней много подвохов.

Словно Каин и Авель

Обозначив жанр спектакля как «инсинуации и провокации», режиссер Илья Ротенберг заставил зрителей пребывать в напряжении все два с половиной часа, пока длится действие,  постоянно задавая себе вопросы и сомневаясь, кто кого провоцирует - герои друг друга или авторы тюзовской постановки - публику?

В центре истории, рассказанной Юрием Олешей - конфликт двух родных братьев Бабичевых, Ивана и Андрея. Иван воплощает идеалы XIX века, века высоких чувств. Но при этом Иван - человек без определённых занятий, опустившийся интеллигент в глазах брата и общественности. Андрей - образцовый герой молодого СССР: ответственный государственный работник, директор пищевого треста, энтузиаст, деловой, целеустремленный, испытывает прилив радостных эмоций от того, что изобрел новый сорт колбасы. В художественной концепции Олеши Андрей Бабичев - это четвертый толстяк, наследник «трех толстяков». Поэтому указание на вес («в нем шесть пудов веса») - характеристика не портретная, а идеологическая.

В спектакле  директора треста - хорошо сложенный, атлетического вида, симпатичный мужчина.  Илья Ротенберг добавляет Андрею положительные качества: в спектакле герой Алексея Мишагина не соблазняет Валю - Марию Суворову. Он мечтает жениться на ней. На стороне колбасника оказываются и симпатии зрителей. Алексей Мишагин играет не просто «образцовую мужскую особь», не только идеального руководителя, но и рефлексирующего, и отчасти романтического героя. Ему даны сомнения, может ли колбасник быть героем, как Отелло? Его мучает вопрос, может ли Офелия полюбить колбасника? Он очень хочет вписать собственную биографию, бывшего политкаторжанина и нынешнего директора пищетреста, в мировую литературу. Так как понимает, что только искусство гарантирует вечное.

Брат Андрея тоже любит Валю как приемную дочь  и страдает, что она ушла от него. Но завистью и обидой роль Ивана в исполнении Всеволода Трунова не исчерпывается. Его Иван - это провокатор. Он сродни Воланду (переклички с Булгаковым ощутимы в спектакле) - провоцирует москвичей на человечность. Всеволод Трунов одновременно играет и Мефистофеля, и Чарли Чаплина.

Однако конфликт братьев - мировоззренческий, идейный. Один из чувств пытается сделать культ, превратить их в идею и даже идеологию. Другой на первое место ставит полезность и практический расчет. Конфликт приобретает остроту, когда спор братьев, кто из них плохой сын века, кто хороший, перестает быть семейной дискуссией и выходит на общественный простор. Оба ищут героев. Старший  - тех, кто считает, что мир без чувств не может существовать, поэтому собирает под своими знаменами ревнивцев, любовников, завистников. Младший - тех, кто вместе с ним будет строить «Четвертак» - столовую, аналог современного «Макдональдса», а потом и дом-коммуну, где будут жить энтузиасты, строители нового мира. Отношения братьев - дуэль, поединок.

В спектакле Ротенберга поединок выигрывает Андрей.  На арене жизни - прагматичные циники, люди без идеалов, а интеллигенция выбрала путь духовного изгнания и реальной силы не представляет.

Интеллигент раздавлен

Хотя Иван, аки Каин, грозится убить родного брата, угрозы он обращает фарс. Пьеса Юрия Олеши, как и роман «Зависть», на основе которой она написана, не эпическая трагедия, в ней нет шекспировских страстей. Но именно эпический масштаб постарались придать спектаклю режиссер Илья Ротенберг и художник Полина Гришина (Москва). Для эпичности и понадобились четыре тонны железных конструкций, которые занимают почти всю сцену. 

Производственная лестница, какие встречаются на больших заводах или вокзалах,

- безусловно, метафора ХХ века, отсылающая к эпохе конструктивизма и больших строек первой пятилетки. На фоне стальных ферм люди кажутся муравьями, винтиками, щепками, а их частная жизнь мелкой и никчемной в эпоху производственного энтузиазма. Но все же эта огромная декорация (за исключением нескольких эпизодов) не работает в спектакле.

Чтобы тебя не раздавили эти железные конструкции общества, нужно обладать огромным внутренним сопротивлением. Вот его-то как раз и нет в Николае Кавалерове Игоря Савиных. Талантливый актер, увы, играет одномерного героя. Его Кавалеров - всего лишь истеричный поэт, завистливый и обиженный, но лишенный обаяния.  Нет поводов сочувствовать такому Кавалерову. За его истерикой не стоит трагедия интеллигента, выкинутого на задворки жизни, распятого этими железными конструкциями. Кавалеров - Савиных даже не пытается отстоять право думать не так, как все, видеть мир иначе, жить свободно и дышать свободно.

Несмотря на то, что Кавалеров в спектакле не раз произносит «я - шут», но шута актер не играет. Он, скорее Пьеро, сломленный человек. Он не может ни сопротивляться, ни предложить новому миру новые поэтические образы, а в старых метафорах и идеалах общество алюминиевых мисок не нуждается.

Такая одномерность снимает главный конфликт спектакля: антагонизм поэта и Системы. Режиссер настолько удалился от драматурга, что возникает вопрос, а для чего нужен был Олеша?

Слышать голос времени

Эпический масштаб пытается задать Илья Ротенберг уже в прологе, когда «народные массы», точно зомби, слушают речь Ленина о процветающем социализме и загнивающем капитализме, хлебая тюремную  баланду.

Гул времени, о котором кричит с лестницы поэт Николай Кавалеров, воплощен в бое курантов, потом в ударах ложек по алюминиевым  тарелкам, затем напоминает о себе звуком падающего таза. Этот звук железа - мелодия советского ада.

Режиссер сочинил сложную партитуру спектакля, насытив его культурными кодами ХХ века и массовыми сценами. И в первом и во втором действии массовка ведет себя как единый организм, при этом у каждого читается своя биография, своей характер.

Но, к сожалению, энергетики в спектакле мало. Заговора ЧУВСТВ не получилось, потому что их нет. Постановка остается холодной и умозрительной. В восприятии публики она и вовсе распадается на мелодраму и буффонаду.  Прием гротеска лучше всего работает в сценах сна Кавалерова и «в гостях у дамочки в зеленом», которая выстроена так, что возникает ассоциация с «Тайной вечерей». И сны, где все внимание приковано к даме в красном - Евгении Парфеновой, и «заговор» хороши как дивертисмент. И только.

В финале колбасники побеждают поэтов, а поэзию - футбол, любимое зрелище масс.

Интеллигенция снова в услужении у капитала, поэт - лузер, неспособный на поступок. Констатация очевидного.  А может быть, победа колбасника Бабичева - это и есть режиссерская провокация?

Татьяна ВЕСНИНА