Только ленивый не пытался сравнить российские высшие учебные заведения с западными. Судя по рейтингам, счет не в нашу пользу. Но всегда ли зарубежное образование лучше отечественного, в чем его сильные и слабые стороны и как малограмотных абитуриентов удается превратить в толковых аспирантов? Об этом и многом другом «Ленте.ру» рассказали российские ученые, преподающие на Западе.

«Они не знают таблицу умножения»

Андрей Старинец, физик-теоретик, научный сотрудник физического факультета Оксфордского университета (Великобритания):

Я окончил физический факультет МГУ в 1991 году и аспирантуру в 1994-м. Аспирантура включала в себя педагогическую практику, проведение семинаров и прием экзаменов по физике у студентов мехмата МГУ. Вторую аспирантуру окончил в Нью-Йорке, был постдоком в Сиэтле, Принстоне, Канаде. Преподавал общую и теоретическую физику всем категориям слушателей, от первокурсников до постдоков, принимал вступительные экзамены, читал лекции в школах Великобритании, участвовал в разработке образовательных программ разных уровней по физике. Если учитывать детский садик (а именно там я получил первые представления об абстрактных геометрических понятиях), то мой академический опыт к нынешнему дню состоит из двух равных периодов: 22 года в СССР-России и 22 года в западных странах.

Западная система естественнонаучного образования, вплоть до уровня аспирантуры, находится сейчас в плачевном состоянии. Абитуриенты-физики Оксфордского университета, уже прошедшие предварительный отбор, могут, не моргнув глазом, заявить, что солнце светит потому, что там горит нефть. Некоторые 14-летние школьники не знают таблицу умножения, а выпускники оксфордского физфака далеко не всегда слышали о существовании функций комплексной переменной (раздел математического анализа, изучаемого на первом курсе — прим. «Ленты.ру»).

Первое, что бросается в глаза в академической сфере на Западе, это ужасающая слабость дошкольного и школьного образования по сравнению с постсоветскими аналогами. На вступительных экзаменах на физический факультет (Оксфорд проводит свои собственные экзамены) совершенно четко видно, где учились абитуриенты — в одной из западных стран или в странах бывшего социалистического содружества (например, Польше), где так и не удалось окончательно угробить завоевания социализма в образовательной сфере. При равной талантливости, вторые на голову выше в смысле количества и качества знаний.

У нас в Оксфорд очень большой конкурс, и мы можем выбрать сильнейших. Но последние десять лет вынуждены вести что-то вроде курсов ликбеза для новых студентов, иначе некоторые не в состоянии усвоить программу первого курса. Я как-то читал такой курс для студентов математического (!) факультета, правда, не Оксфордского, а Саутгемптонского университета (у него тоже высокий рейтинг). Мне дали план этих лекций, первая глава называлась «Дроби». Замечу, что как минимум в одной из элитных английских школ с физико-математическим уклоном используются американские университетские учебники, которые дают знания, примерно соответствующие хорошей советской школе без какой-либо специализации.

Если говорить о западном физико-математическом образовании, то главный недостаток университетского уровня заключается, на мой взгляд, в его фрагментарности, отсутствии интегральной целостности и относительно низком уровне. Я сейчас сравниваю с моим опытом в СССР. Мне сложнее говорить о том, что происходит в России сейчас, хотя я очень надеюсь, что костяк учебных планов сохранен.

Студенты Оксфорда изучают физику четыре года. Последний год можно в расчет не принимать, так как он всецело занят каким-то проектом (аналогом курсовой работы) и парой-тройкой обзорных курсов. Учебный год делится на три семестра. Новый материал излагается в первых двух, а третий посвящен повторению. Иными словами, студенты за все время обучения получают новые знания в течение одного календарного года. На физфаке МГУ обучение длится пять с половиной лет (последние полгода уходит на подготовку дипломной работы). Это примерно 150 недель учебы — в три раза больше, чем в Оксфорде. Поэтому не стоит удивляться, что многие оксфордские выпускники никогда не слышали об уравнении Больцмана и других любопытных вещах.

В СССР стандартный университетский курс физики предполагал два направления: сначала — курсы общей физики (механика, электричество и т.д.), одновременно читались математические дисциплины, потом, спустя полтора-два года, когда уже позволяла математическая подготовка, все шло по второму кругу, но уже на уровне теоретической физики. В Оксфорде на это нет времени, да и уровень абитуриентов не позволяет. Так что читаются только курсы общей физики. Недостаточный уровень базового образования пытаются частично компенсировать на годичных (платных) курсах повышенной сложности.

Слабой стороной советской образовательной системы был, на мой взгляд, участок «аспирантура — профессиональная деятельность». Уровень аспирантуры на Западе в целом значительно выше, чем в России, и это связано с хорошей организацией самих научных исследований, включая строгий отбор кадров. Работает принцип «сильные ученые — сильная аспирантура, а все остальное приложится». Грубо говоря, на Западе начинающему ученому нужно пройти сквозь тонкое сито, где его, возможно, отбракуют, а у нас пожалеют и возьмут. Человек-то хороший.

Что касается критериев оценки деятельности научных работников на Западе, то основную роль играют периодические аттестации, анонимные оценки исследовательской деятельности коллегами из других научных групп той же тематики. От этого зависит финансирование. Если человек в последние пять лет работал вяло, ничего путного не сделал, то и денег на постдока, оборудование, поездки и т.д. ему не дадут. Стандартная зарплата (вполне приличная) при этом сохраняется. Количество публикаций и другая наукометрия не играют определяющей роли, важна суть дела.

Подчеркну: базовое физико-математическое образование СССР от детского садика до старших курсов университетов включительно — золотой стандарт высшей пробы. Система, разумеется, неидеальна, но ничего лучшего за 22 года моих академических странствий по миру я не встречал. Но все это, похоже, не осознают в России.

Выпускники российских физико-математических вузов по-прежнему высоко ценятся на Западе. Это плохо в том смысле, что работает пресловутый «пылесос», безвозвратно высасывающий наши кадры, в подготовку которых вложено столько сил и средств. Но для них не созданы адекватные условия для научной деятельности в родной стране. И ключевое слово здесь «безвозвратно».

Век живи — век учись

Александр Шапиро, профессор физической химии в Датском техническом университете:

В Дании я уже 20 лет, из них 16 — преподаю. Система преподавания здесь гораздо свободнее. Студенту дается право самому решать, какие предметы ему стоит изучать. Обязательных предметов приблизительно треть из большого списка. Я веду несколько курсов. Один курс — это 13 занятий по четыре полных часа, плюс домашняя работа. Как это время заполнить, решает преподаватель. Можно читать лекции, можно устраивать экскурсии, проводить лабораторные занятия. Или просто сказать: «Все, сегодня занятий не будет. Все — домой!» Конечно, если преподаватель так делает слишком часто, студенты пожалуются или перестанут приходить. Я пытаюсь сказать, что свобода есть не только у студентов, но и у преподавателей. Нас, конечно, ориентируют на то, чтобы курс строился от упражнений, практических занятий и проектов. Говоря упрощенно, представьте, что вам за первый час объясняют какую-то задачу. А последующие три часа вы тренируетесь в ее решении.

От того, сколько студентов выберут мой курс, я, разумеется, завишу, но не прямо. Например, если ко мне будут ходить меньше десяти человек, то пойдут разговоры о том, что надо бы закрыть курс. А делать новый курс — все равно как написать книгу. На моих курсах студентов больше 30, на некоторых — больше 50. Каждый курс и преподаватель получают подробную оценку студентов: был ли курс полезен, хороши ли учебные материалы и т.д. Если в какой-то год, допустим, меня оценили плохо, курс обсуждается на специальном совете, который дает рекомендации, как и что улучшить.

Любой преподаватель в университете — наполовину ученый. Официально у меня в контракте написано, что я должен половину рабочего времени заниматься наукой. То есть у меня есть публикации, аспиранты, научные проекты. Иначе университеты себе жизни не представляют. Конечно, мой рейтинг зависит от количества научных публикаций в журналах. Но опять же, не так жестко. Даже если кто-то в абсолютном минусе — уволить его очень сложно. Последний такой случай был лет 20 назад.

Это верно, что российская система образования более академична. Но я вижу, что датчане, которые хотят знать больше, добиваются этого. Только они всегда задают себе вопрос: «А для чего?» Так, как это было у меня, — учился, потому что было интересно — у датчан бывает редко.

Зато почти все тут умеют реально работать. Студенты способные самостоятельно взять тему, довести ее от нуля до продукта, организовать вокруг себя образовательное пространство, работу в коллективе и т.д. У них это в крови. Не берусь судить, какая система лучше. Датское образование построено так, что если человеку не хватает каких-то знаний, он в любой момент может доучиться. Например, переходит компания на новую систему отчетности — без проблем, секретарь или бухгалтер идет на специальный недельный курс. Здесь огромное количество разных курсов — продолжительных, коротких, вечерних, интернет и так далее. Разные люди, от школьников до пенсионеров, все время получают дополнительное образование по выбору.

«Талантливые люди концентрируются в вузах»

Борис Сегаль, доктор философских наук:

Я более 35 лет преподавал в разных странах: в России, Америке, Великобритании, Швейцарии, Канаде, Венгрии. По сравнению с Россией, сразу же бросаются в глаза две принципиальные вещи, без которых вузы не могут работать. Во-первых, деньги. Государственное финансирование самых лучших составляет совсем небольшую часть их бюджета. Остальное вузы зарабатывают сами: книгоизданием, грантами, даже платой за парковку. И второе — независимость. Вспоминаю, как проходило назначение ректора Вермонтского университета в США, где я в то время работал. О вакансии объявили везде, где можно. При этом преподавателям самого университета не рекомендовали выдвигаться. Были проведены интервью более чем с 20 кандидатами. Трое показались комиссии перспективными. Их пригласили на университетские слушания, где они представили свои программы. А потом были тайные выборы. Если бы кто-то посмел замолвить словечко за какого-то кандидата, его обвинили бы в коррупции. Можете себе представить такое в России?

Качество образования зависит от преподавательского состава. В западноевропейских странах и в Америке 90 процентов всяческой науки базируется в университетах, а не в академических институтах, как в России. Талантливые люди концентрируются именно в вузах. Студенты видят их вблизи. Ученые привлекают ребят в свои исследования с первых курсов. Когда студенты оканчивают университет, у них уже большой опыт научной работы.

Венгрия, где я преподавал в последние годы, из соцлагеря. Но сегодня венгерский диплом, в том числе и медицинский, признается во всем мире. Венгрия для этого работала много лет. Сопоставляли структуру высшего образования с Европой и Америкой. Меняли наполнение венгерских вузов, государственное законодательство.

Я сравнивал учебные планы вузов крупных российских городов с венгерскими (а венгерская программа — это средняя европейская). Но мне не попалось вузов, которые можно было бы синхронизировать с нами. В каждой стране есть национальные особенности обучения. А принципиально большой разницы в подготовке специалистов там нет. В этом сила Евросоюза. Действует программа студенческого и преподавательского обмена Erasmus. Благодаря ей студент любого вуза в рамках Евросоюза может поехать в другую страну и отучиться семестр. Там он сдаст предметы, которые выбрал себе для изучения. И дома полученные им оценки будут признаны. Точно так же преподаватели могут получить новый опыт.

Еще один важный момент — как у нас проводится контроль знаний. В старых фильмах регулярно показывают, как в ночь перед экзаменом студенты зубрят, пишут шпаргалки. Сегодня в венгерском вузе это бессмысленное занятие. В течение года я могу провести 3-4 экзамена. И каждый из них идет в зачет итоговой оценки. Устный экзамен — очень большая редкость. Считается, что письменная работа дает шанс на более объективную оценку.

В среднем нагрузка на преподавателя в Венгрии — десять лекций в неделю. Примерно столько же времени вуз просит уделить разным совещаниям и консультациям. Преподавательская должность в Венгрии престижна и хорошо оплачивается. Профессор без вычетов получает в среднем в переводе на российские рубли 120-140 тысяч в месяц. Средняя зарплата в Венгрии — примерно 50 тысяч рублей.