ИНАКОВОЗРАСТНЫЕ. ДВЕРЬ ДЛЯ ВЫХОДА ИЗ СЕБЯ-3

ДВЕРЬ ДЛЯ ВЫХОДА ИЗ СЕБЯ-3

       
       В предыдущих публикациях («Новая газета» № 21 и № 24) рассказывалось о видеокассете, на которой бывший психиатр, а ныне, как выяснилось, сайентолог пугает ужасами о профессии, в которой сам проработал 17 лет. Все ужасы легко обрели гротескно-анекдотический характер на встрече героя ролика с психиатрами. Разговор состоялся в Независимой психиатрической ассоциации России, руководит которой Юрий Савенко. Позже, после встречи, круг заинтересованных участников беседы расширился. В разное время я разговаривала с каждым отдельно. Может быть, очно они — представители разных и часто конкурирующих школ и течений — и не сели бы за «круглый стол» — не каждый чтит другого. Но тем ярче и рельефнее проступила тема, в которой все сошлись: психиатрия сегодня становится в ряде случаев карательной по отношению к детям и старикам. «Это — преступление!» — кричат сайентологи. «Это — трагедия психиатрии», — оправдываются специалисты
       

   
       Осторожно: Хаббард!
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ, сайентолог: — Мы говорим: «У человека невроз из-за проблем». Но есть надежда, что изменится ситуация и он выйдет из этого состояния. Но если он с неврозом пошел к психиатру, он больше из болезней не выйдет.
       Любовь ВИНОГРАДОВА, психиатр: — А если ситуация, которая удручает человека с неврозом, становится еще хуже? Все плохо, у него развивается депрессия, он уже ничего не может делать. А тут еще ваши пугающие антипсихиатрические журналы, листовки, почитав которые, человек не то что к психиатру — к психологу не приблизится.
       — Прослушав кассету, где вы, Сергей, подробно говорите о дырах в мозгу, образующихся в результате психиатрических методов лечения, я думаю, люди точно не приблизятся.
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: — Это не только я говорю. Эти данные по поводу результатов метода электросудорожной терапии были опубликованы в специальном психиатрическом журнале. Там же говорится, что факты подтверждены томографией.
       Юрий САВЕНКО: — В школьных учебниках мы учим одну позицию. Но уже в вузе знаем, что по каждому вопросу существует как минимум позиций десять. Да, есть отдельные публикации, и вы сейчас ссылаетесь на одну из них. Но это позорная вещь, не выдерживающая никакой профессиональной критики. Ко всему прочему метод, о котором вы говорите, вообще не применяется в России, он был запрещен еще в советские времена.
       — Сергей, скажите, вы — потомственный психиатр, проработали в профессии 17 лет и вдруг остро возненавидели ее. Почему?
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: 
       — Психология, психотерапия, психиатрия ничего не знают о человеке, я это понял давно. А в 93-м мне попала в руки книжка Хаббарда «Дианетика». Бесподобная вещь, там дается замечательная практика.
       — В листовках, подписанных гражданской комиссией по правам человека, вы призываете людей обращаться в нее, если кто-то пострадал от неправильного лечения психиатров. А когда пострадавший появляется, лечите его дианетикой?
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: — Нет, мы не лечим, а разоблачаем психиатров, совершивших преступления.
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — Вы убеждаете всех в том, что психиатрия — исчадие ада. Сами не лечите. И что? Если человек действительно болен, куда ему идти?
       Юрий САВЕНКО: — Мы ставим Сергея в деликатное положение. Конечно, сайентологи осуществляют во всем объеме и свою дианетическую деятельность. Но говорить об этом открыто они не могут в связи с судебными преследованиями. В дианетике, кстати, и прячутся корни антипсихиатрической деятельности сайентологов. Цель — место всех профессий, связанных со словом «психо», должна занять дианетика...
       Александр ПАЛЕЕВ, психиатр, профессор: — Основатель сайентологии Хаббард сам имел большие проблемы с душевным здоровьем. Находясь на лечении в психиатрической больнице, он прочитал все о психоанализе и пришел к выводу, что может создать что-то лучшее. Дианетика — смешное учение. От невротических расстройств, к примеру, они лечат так: сидят парами, и один кричит другому: «Думай! Вспоминай!» При этом топает ногами. И человек судорожно пытается вспомнить детские травмы.
       Лариса РОДМАН, адвокат, председатель центра «Соучастие в судьбе»: — Это не смешное, а чудовищное, страшное учение. Моя подруга, преподавательница вуза, попала к сайентологам в трудный для себя момент. Теперь ездит по стране с их книжками, листовками, бросила работу, в ее квартитре живут члены этой секты. Подруга совершенно выключилась из реальности, она уверена, что будет счастлива в следующей жизни...
       
       Осторожно: подросток
       — Сергей, на обложке вашей кассеты говорится, что через пять лет в России каждый второй будет сумасшедшим.
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: — Это прогноз американских психиатров, основанный на статистике.
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — Вы взяли фразу из контекста, там сказано, что каждый второй будет пользоваться психотропными средствами. Это вовсе не значит, что эти люди — сумасшедшие. Любой здоровый человек в каких-то ситуациях нуждается, к примеру, в тозепаме.
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: — А что такое транквилизаторы? Слабые наркотики. Симптомы те же: привыкание, зависимость, эйфория.
       Юрий САВЕНКО: — Я, как практикующий врач с 40-летним стажем, могу сказать, что застал еще допсихофармакалогический период. И вижу, как меняются возможности психиатрии. Лекарства сегодня могут вырвать человека из депрессии в течение месяца! И восстанавливают человека на длительный срок. Нет никаких симптомов зависимости.
       — Последнее уточнение очень важно, потому что в журналах, которые распространяют сайентологи, много говорится о том, что психиатры буквально подсаживают детей на наркотики.
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — С детьми действительно все непросто. Идет рост, развитие часто неравномерное, негармоничное. У всех подростков поведение психопатоподобное, и у многих очень напоминает душевное заболевание. Вот тут, могу согласиться, к психиатру надо идти только тогда, когда все другие средства исчерпаны. Опытный специалист не станет сразу вмешиваться лекарствами, но есть немало случаев, когда ставят, не разобравшись, диагноз, начинают лечить, и это не всегда хорошо.
       — Иными словами, лечат психиатрическими лекарствами от трудного возраста? 
       Нина ИОВЧУК, доктор наук, председатель ученого совета Ассоциации детских психиатров и психологов России: — В больницах есть такие случаи. У меня недавно был мальчик на приеме, абсолютно психически здоров. Но попал в острое отделение психиатрической больницы, и там ему неквалифицированные врачи дали запредельные дозы лекарств. В итоге — гепатит.
       — Как это становится возможным, когда психически здоровые дети оказываются в больнице? 
       Александр ПАЛЕЕВ: — Чаще всего это не преступление, а трагедия психиатрии. Речь идет о функции нашего с вами мозга. Это не язва, не мочевой пузырь, это очень сложная область, к которой мы только пытаемся подступиться. Я могу утверждать, что в 99,9% лечение подростку назначается неправильно. Любой специалист скажет, что пациенту в этом возрасте очень трудно поставить диагноз. Он, к примеру, в такую субкультуру попал, какой ты не знаешь. Установить, что это — дебют серьезной болезни или подростковый криз, крайне трудно.
       Нина ИОВЧУК: — Подросток — это всегда негативизм, оппозиция, неприятие авторитетов. У него частые головные боли, обмороки, сосудистая дистония. Он очень фиксирован на своих внутренних состояниях, без конца прислушивается к ним. Он растет и не соответствует идеалу в зеркале. Плечи, талия, ноги не такой длины, ширины, нос с горбинкой или, наоборот, слишком прямой! Да пока он к своей внешности привыкнет — его каждое слово ранит! Рефлексия повышенная, все нужно по полочкам разложить: себя, окружающих, все на свете. Настолько это сильно, что если наложить такое состояние на другой какой-то возраст, то это явная болезнь. А для подросткового возраста нормально. И нормальны колебания настроений, его трясет буквально эмоционально от переживаний. То тревога, то беспокойство, то радость, то злоба, то дурашливость. Волнами — непрерывные такие колебания. Он обязательно противоречит принятой морали, установкам в семье, в обществе — это все должно быть, это нормально, без подросткового криза не рождается зрелая личность. Но родители забывают, что испытывали прежде то же самое, и подходят с прежними мерками. Вот вчерашний ребенок, которого можно было погладить по головке, сегодня протестует даже против фразы «Вымой руки» и протестует иногда прямо со всей жестокостью.
       — И что? Кладут в психиатрическую больницу? 
       Нина ИОВЧУК: — У ребенка нет прав. Если мама хочет уложить его в больницу, это по закону о психиатрической помощи можно сделать, однако надо доказать, что его состояние угрожает окружающим, ему самому или если нестационирование может повлечь за собой смерть. Для подростка это, допустим, отказ от еды или попытка суицида.
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — В психиатрических больницах подростки оказываются в очень тяжелом положении. Это не зависит от того, что психиатр думает в отношении конкретного ребенка. Просто это его подростковое психопатоподобное, асоциальное поведение в условиях отделения невозможно разрешить. Поэтому все психиатры почти без исключения используют сильнодействующие препараты. Для того чтобы просто снизить уровень активности. По выходным, в дни посещений, все, как правило, повышают дозировки препаратов, чтобы персонал мог существовать спокойно, чтоб не было драк, побегов. Всякий побег трактуется как протест, агрессия и непременно приводит к использованию аминазина. Это тяжелый нейролептик.
       — Это, по сути, карательная психиатрия. 
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — К сожалению, это так. Когда дают лекарство в лечебных целях, параллельно дают еще какой-то корректор, циклодол к примеру, он смягчает побочные эффекты. А в целях наказания — аминазин, идет он без сопровождения, и это мучительно переносить. Даже если по показаниям ребенку нормально, физически ему очень тяжело. Тут уж не побалуешь...
       Нина ИОВЧУК: — Интернаты помещают в психбольницы чаще всего неугодных детей. Вот настаивает ночная воспитательница, и директор говорит: «Возьмите ребенка, он орет, мешает. Если воспитательница уйдет, где я ей найду замену?» А в больницах есть такой формальный момент: раз прислали — значит, надо лечить. Я вне больничной помощи работаю и понимаю: иногда можно не лечить. В больнице же назначают по 10 капель тех препаратов, которые я могу назначить по 1–2, и то в случае крайней необходимости. Вот так в 7-м отделении 6-й больницы лечили мальчика из интерната — долго лежал, месяца четыре. «Ну как ты?» — спрашиваю. «Поведение, — говорит, — у меня стало лучше, но почему-то учиться я стал еще хуже...»
       
       Осторожно: старость 
       — Закон, вставший в свое время на путь карательной психиатрии, оказался ситом для самых слабых. Почему? 
       Сергей ЗАПУСКАЛОВ: — Вот мы в гражданской комиссии занимаемся конкретным делом бабушки по фамилии Воронина. Дочь решила от нее избавиться, чтобы завладеть квартирой. Приехали санитары, показали веревки, сказали, что свяжут, если сама не пойдет. И увезли. В больнице заставили подписать заявление, что она добровольно стационируется.
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — Масса нарушений в отношении стариков, эта часть плохо прописана в законе. Врач, выписывая путевку, не несет ответственности за то, что это было сделано необоснованно. Это серьезнейшая травма не только для здорового, но и для больного без показаний, то есть когда нет необходимости помещать его в больницу. Увозят из дома часто с применением силы, не соблюдая тайну, часто это делается с целью дискредитации. Вот, развивая случай с Ворониной: дочь написала, что мать опасна, угрожает. Психиатр обязан выяснить, действительно ли с человеком так плохо или это плохое окружение. Но он предпочитает отправить в больницу, пусть там разберутся, освидетельствуют. Бабушка старенькая, она как бы сама подписала бумаги. Если же человека помещают против его воли, его смотреть должны — по закону — сразу три врача, а затем в больнице должен состояться суд. К сожалению, судьи чаще всего слушают психиатров и подписывают то, что они говорят.
       Александр ПАЛЕЕВ: — Со стариками происходит почти то же, что и с подростками. Крайне сложно поставить диагноз. Например, бабулька сегодня выходила голая и оставила включенным газ на кухне. Но это — мерцающая симптоматика, сегодня есть, а завтра нет. Успокоилась, сознание прояснилось и — вроде ангел, а не старушка.
       — Если это тоже трагедия психиатрии, то, может быть, ее просто больше не увеличивать? То есть вообще обходить психиатров, как советуют сайентологи? 
       Любовь ВИНОГРАДОВА: — У нас в независимой психиатрической ассоциации было много конкретных дел с сайентологами, и мы видим, как они вредят людям. Работали с бабушкой Ворониной, хорошо знаем этот случай. Она на самом деле больной человек, у нее бред в отношении дочери. Конечно, ее не надо было так грубо стационировать, она в этом не нуждалась, и пребывание в больнице не изменило ее состояния. Но они берут этот случай как яркий пример злоупотреблений психиатрии. Можно было попытаться склонить Воронину к принятию каких-то лекарств, она бы смягчилась, и у нее ушел бы этот конфликт с дочерью. Ведь цель в том, чтобы помочь тому, кто болен, попытаться наладить внутрисемейные отношения. У сайентологов все равно наоборот. Дочь — злейший враг, который покушается на квартиру, и надо обращаться в суд. Чем кончится? Ухудшатся отношения, пожилая женщина, даже если она в результате судебного решения разменяет квартиру, не сможет жить одна... Пострадавшие от психиатрии люди нужны сайентологам как факты злоупотреблений. Как флаги. Что там с ними происходит в результате, неважно...
       
       
       P.S.
       Я тут вот что вспомнила к слову. Знакомый психоаналитик профессор Арон Белкин как-то рассказывал о молодом человеке, который не мог себя заставить есть дома. Вбил себе в голову, что теща хочет его отравить. Начали с ним работать, сеансы психотерапии уже почти сняли его страхи, он уже расслабился, начал питаться дома. Пригласили на один из сеансов тещу для знакомства, посмотрели и пришли к выводу: а она действительно хочет его отравить!
       Мне лично ясно одно сегодня: если категория инакомыслящих появилась в свое время в психбольницах по вине государства, то «инаковозрастные» — по нашей вине. Невыносимо трудно выдержать «психопатоподобный» возраст близких. Но у одних он пройдет, а другие заслужили право на скидку в отношениях. Это, конечно, если понимать любовь как терпение и упорство до конца. А если нет, то надо думать про новый закон о психиатрии. «Страна у нас такая, что нужно в законах описывать все случаи жизни, обобщать практику», — сказала адвокат Лариса Родман. У нас еще, как выяснилось, ни в одном вузе нет кафедры детской психиатрии. Не учат, но специалисты есть, и в этом, может быть, самая большая трагедия.
       Вот о чем тогда — если нет любви — надо думать, но кому до этого может быть дело? У нас сегодня война, аресты, рост цен, мрачные перспективы — такой депрессивный фон. Мы живем в невротической тревожности, нам не до психиатров...
       До них — сайентологам. Нападая на психиатрию, нагнетая ужасы, нечистоплотно жонглируя фактами, они уводят людей, которым сегодня невмоготу, в безумный мир фантаста Хаббарда. Как бы борясь за их права, вводят в такое состояние, в каком о правах уже просто не помнят. Методично сводя с «реактивного» ума (см. № 21) получают в итоге души и кошельки...