Евразийские ценности

Факт наличия на евразийском континенте двух интеграционных проектов в виде Европейского Союза (ЕС) и Евразийского  Союза (ЕАС) ставит вопрос о комплиментарности их этико-цивилизационных ориентиров, в соответствии с которыми каждая из сторон выстраивает свой внутренний моральный порядок.

Шкала европейских ценностей представляет собой подвижный комплекс этических норм, склонный к существенным изменениям. В консервативно-стабильном состоянии эти ценности пребывали не одно столетие, но сегодня таковыми не являются. Этический каркас европейской цивилизации мягок, его границы размыты, и то, что считалось непозволительным двадцать лет назад, сегодня преподносится в качестве нормы: делегитимация семейных устоев, расширение правовых границ в жизни индивидуума, стирание грани между нравственным «можно» и нравственным «нельзя». Существуют жесткие границы юридического характера, разграничивающие имущественные права и обязанности индивидуумов, но подобная нравственная граница в европейской шкале ценностей уже не отсутствует. Моральный облик европейца начала XXI века отличается от такового у европейца начала ХХ века.

Для этики и морали государственные границы имеют условный характер. Нравственные ориентиры приобретают общее значение, перешагивая государственные рубежи и охватывая континенты. Европа и США составили вотчину либеральной системы нравственных ориентиров, которая вместе с теорией «открытых границ» составляет единый морально-политический комплекс, с открытыми границами не только в сфере политики, но и в сфере морали.

Это вызывает затруднения у тех, кто чувствует свою причастность к европейской цивилизации, или желает, чтобы она чувствовалась. Невозможно определить окончательные контуры европейской морали, чтобы понять, что в ней приемлемо или неприемлемо для кандидатов на членство в европейском доме. Трудно предвидеть, какими нравственными понятиями придется пожертвовать ради реализации политической части евроатлантического проекта, которая главенствует над его этической составляющей.

Европа и Евразия на шкале морально-этических ценностей представляют бинарную композицию с противоположными установками. Нравственные нормы, легитимированные в западном обществе, особенно в области семейных ценностей и религии, не укладываются в нравственные рамки евразийского общества, традиционно тяготеющего к консерватизму. Но Евразия находится между Западом и Востоком не только в политико-географическом, но и морально-цивилизационном отношении, впитывая ценностные установки с обеих сторон.

Дихотомия Запад – Восток имеет свои характеристики. Запад рационален, Восток созерцателен. Запад – более материалистичен, Восток – более духовен. Если обратиться к философским категориям, то материи соседствует разложение, а духу – вечность. Нематериальное не может разлагаться, ибо не состоит из частей, но есть цельность. Соответственно, стабильность присуща только духу, в то время как материя подвергается физическим воздействиям, и раскладывается на составляющие. Культурно-цивилизационная близость России-Евразии к Востоку покоится на признании верховенства умозрения над рационалистической прагматикой. Противостояние Запад – Восток – дело недавнее в рамках исторической хронологии. Запад и Восток начали смотреть друг на друга под разными углами зрения тогда, когда первый погрузился в материю, а второй остался созерцательным.  Чем созерцательнее остается Евразия, тем ближе она Востоку, и, наоборот, чем рациональней, тем ближе к Западу. При условии наведения политического порядка страны созерцательного Востока мыслят эпохами, страны рационального Запада – от выборов до выборов. Подлинное философско-стратегическое мышление мы находим в геополитических доктринах современных Индии и Китая, политико-тактическое – в евроатлантистских интеграционных проектах США и ЕС. Тактика имеет более узкие, предельно рационалистические горизонты, стратегия – более просторные. Кто мыслит стратегически, тот шагает из эпохи в эпоху, чего нельзя сказать о тех, кто мыслит тактически.

Евразия является полюсом консервативных ценностей. По этой причине Россия вызывает симпатии у западноевропейских (Франция, Италия) и восточно-европейских консерваторов (Венгрия, Польша). Россия теряет привлекательность сразу, как только либерализма в ней становится больше, чем консерватизма. Лучшее поле для ведения либеральных норм – это экономика, нуждающаяся в грамотной децентрализации и свободе, особенно, в рамках малого и среднего предпринимательства. Культура должна оставаться не застывшей, но консервативной, и уже древним была заметна пагубность, особенно для молодежи, постоянного и резкого изменения ценностных ориентиров и вкусов, от литературы до музыки. 

Доля азиатского фактора в ЕАС высока не только в политическом, но и в культурном плане. Большинство потенциальных его членов являются азиатскими государствами, прочно стоящими на платформе политического и культурного консерватизма. Поскольку будущее ЕАС рассматривается, как часть будущего Азии, куда смещается полюс международной политики и экономики, и поскольку в западном направлении ЕАС не имеет никаких перспектив расширения за границы бывшего СССР, в силу враждебной позиции, занятой западными государствами, восприятие евразийского интеграционного проекта на Востоке будет зависеть от морально-ценностной комплиментарности того этико-нравственного набора, который, условно, можно назвать «евразийскими ценностями», с системой нравственных ориентиров Востока. На поверхности здание этих ценностей может иметь свои самобытные черты, но покоиться должно на схожем фундаменте. При замене этого фундамента на иной, либерального толка, как это было в 1990-х, между Востоком и Россией, как Евразией, вырастает мировоззренческая пропасть.

Если на восточном направлении «евразийские ценности» воспринимаются положительно, то на западном столкновения мировоззрений нее избежать. К сожалению, причиной этого является идеология либерального фундаментализма, внутренне наполняющая евроатлантистский проект. Фундаментализм экспансивен, энергичен, и придерживается наступательной манеры. Либеральный фундаментализм – не исключение. В рамках этой идеологии «евразийским ценностям» объявлена негласная война, и оттого, за кем останется поле нравственного боя, будет зависеть, в какую сторону «накренится» Россия в этико-нравственном смысле, и сможет ли быть лидером не только в политике или экономике, но и в нравственном смысле.

В 1990-х Россия была ближе всего в этом отношении к Западу, и история показала, что либеральный фундаментализм приходит не для того, чтобы укрепить нравственный фундамент неофитов, а, напротив, «разжижить» его, сделав менее консервативным, и менее прочным. Подобному ценностному натиску с Востока Россия не подвергается. Противостояние с восточными соседями может приобретать формы политические и экономические, но не уходить в этико-мировоззренческие глубины. С Западом моральные ориентиры разом становятся заложниками политико-экономического противостояния.

Предусмотренный государственно-правовой механизм интеграции в рамках ЕАС необходимо дополнить каркасом общих ценностей, который «накрыл» бы собой, словно кольчугой, интеграционное пространство. Это было бы поле общих ценностей, где можно вести словесные баталии о политике или экономике, но не о морали, которая будет восприниматься всеми в качестве высшего духовного ориентира, общего для всех. Без ценностной унификации духовно-цивилизационного пространства политические и иные инициативы в рамках ЕАС могут давать сбои.

Еще совсем недавно прозападные националистические движения в республиках бывшего СССР называли Россию поставщиком безвкусицы, и призывали к формированию своей, националистической шкалы ценностей, где места для русской культуры не было. Современную русскую культуру они сводили к дешевой поп-музыке, грязным фильмам и развязным телепрограммам. Нужно признать, что тогдашний российский телевизионный эфир, действительно, был переполнен подобными проявлениями отсутствия тонкого вкуса.

Сейчас ситуация меняется. Политика семейных ценностей, направленная на повышение статуса многодетного материнства, православно-патриотическая система воспитания подрастающего поколения и охранение памятных дат нашей общей истории делают Россию более привлекательной в глазах соседей. Попытка ультрарадикалов перехватить консервативный дискурс, и замкнуть его на себе, провалилась. Не устояв на этой платформе, они вынужденно ищут идеологическую подпитку у своих политических партнеров на Западе, и неизбежно вбирают в себя либеральные издержки. Это явно заметно на примере ультранационалистического спектра украинской политики, стоящей в оппозиции к действующей власти. Украинская оппозиция вынуждена принимать западную систему этических ориентиров, в т.ч., в сфере семейных ценностей, что означает молчаливое одобрение гомофилии и тому подобных проявлений. Ряд украинских оппозиционных политиков уже были уличены в обещаниях своим западным партнерам, придерживаться в этом вопросе «европейских взглядов».

Если к политическому и экономическому дискурсу о евразийской интеграции добавить этическую составляющую, сама идея интеграции приобретет большую привлекательность в глазах соседей. Подчеркивая, что ЕАС – это не только политико-финансовые выгоды, но и эффективный механизм защиты традиционных ценностей, подвергшихся коррозии в рамках европейской цивилизации, удастся сформировать идеологический посыл, перешагивающий государственные рубежи, и затрагивающий человеческие души. ЕАС должен стать защитным механизмом традиционной морали, выразителем высоких нравственных ориентиров и транслятором тонкого интеллектуального вкуса, благо, что для этого имеются необходимые ресурсы (печатные и электронные СМИ, и т.д.). Тогда идея евразийской интеграции приобретет метафизические черты, избавившись от пагубной секулярности, а быть сторонником евразийской идеи будет означать не поддержку «идеологии» газопроводов и трансграничных корпораций, а веру в высшие нравственные идеалы и Божественные  предначертания.