Пиррова победа «майдана»

Николай Проценко Автор статьи Ринат Патеев Автор статьи

Генезис: родовые травмы украинской государственности

Два десятилетия, прошедшие после распада СССР, продемонстрировали, что наиболее устойчивую траекторию развития приняли те постсоветские государства, где в том или ином виде сохранился ресурс власти, созданный еще в советский период. В одних случаях у власти оказались выходцы из советской номенклатуры, как это произошло в Азербайджане, Туркменистане, Казахстане и Узбекистане (в двух первых странах им еще и удалось обеспечить мирную передачу власти). В других – «командные высоты» оказались под контролем сетевых структур советского происхождения, как это случилось в России путинской эпохи, где ключевые государственные посты заняли выходцы из силовых ведомств, или в Белоруссии при Лукашенко, сохранившем советскую структуру экономики страны. Украина 20 лет назад пошла своим путем.  

В качестве символической точки отсчета нынешних событий в Украине можно считать дату 10 июля 1994 года – день, когда президентом страны был избран Леонид Кучма. В отличие от своего предшественника Леонида Кравчука, кадрового номенклатурного работника (последняя должность в партийной вертикали – второй секретарь компартии Украины), Кучма был выходцем из хозяйственной сферы, хотя и довольно специфической.

Вся карьера Кучмы до прихода в политику в начале  90-х годов была связана с днепропетровским производственным объединением «Южмаш» — одним из главных предприятий советской ракетно-космической отрасли. Должность генерального директора «Южмаша», которую Кучма занимал с 1986 по 1992 годы, безусловно, имела государственную значимость, но в деле государственного управления (а точнее, государственного строительства, учитывая младенческий возраст «незалежной») Кучма был новичком и дилетантом.

Такими же дилетантами в политике, не имевшими за плечами номенклатурного бэкграунда, были и его преемники Ющенко (выходец из структур Агропромбанка СССР) и Янукович, много лет возглавлявший транспортные предприятия в Донецкой области, а также главная «звезда» украинской политсцены Юлия Тимошенко, в советское время работавшая инженером-экономистом на машзаводе в Днепропетровске. Можно привести и другие примеры того, как нынешняя украинская элита формировалась из хозяйственников, но это уже задача для более масштабного исследования. 

Главное заключается в том, что наличие во главе государства подобных фигур наилучшим образом способствовало регулярному воспроизведению в Украине криминально-олигархической структуры власти. Украинские политики изначально были не проводниками национальных интересов, а ставленниками различных групп внутреннего и транснационального капитала, причем с неизменно криминальным оттенком.

Последний момент также имеет историческую важность. В отличие от России, где в прошлом десятилетии была проведена довольно существенная декриминализация органов власти, которая продолжается и сейчас, в Украине фактически состоялось сращивание криминала с госаппаратом — в этом смысле известный разговорный оборот «бандитское государство» в случае Украины представляет собой угрожающую реальность. Соответственно, главной повесткой для украинской государственности должна стать именно декриминализация властных структур. Но как это может произойти в ситуации, когда поборники «европейских ценностей» использовали для своей победы на майдане откровенно криминальные методы, вопрос риторический. В этом смысле падение «злочинной влады» Януковича никак не меняет суть дела.   

Механизм: учите новую теорию революций

Высказывания тех, кто убежден, что «евромайдан» был неким волеизъявлением украинского народа (или, тем паче, его наиболее передовой части), поражает не только своей наивностью, но и глубоким невежеством в области понимания исторических процессов. Впрочем, истоки этого невежества вполне очевидны: в головах многих комментаторов прочно засела марксистско-ленинская догма, что революции – это некое спонтанное творчество масс, когда «низы не хотят, а верхи не могут».

В действительности же, как показывают исследования ряда крупных английских и американских исторических социологов, таких как Майкл Манн, Джек Голдстоун, Теда Скочпол и Чарльз Тилли, механизм революций имеет в первую очередь элитную природу – «народ» присоединяется к процессу уже на втором этапе, когда противостоящим группам элиты требуется массовая поддержка.

Революция в рамках этой теории понимается не как смена социального строя, а в первую очередь как распад государства – в этом смысле революции, как правило, мало что меняют в обществе на самом деле. Тут можно вспомнить знаменитую книгу Алексиса де Токвиля «Старый порядок и Революция», оказавшую сильное влияние на новую теорию революций. Токвиль говорил, что Французская революция не привела к собственно революционным изменениям в обществе, а просто быстро доломала то, что и так само бы ушло естественным путем. Другое дело, что от революции, от которой, как водится, ожидали только «разумного, доброго, вечного», всем стало только хуже. 

Согласно новой теории, факторов, необходимых для возникновения революционной ситуации, три: раскол элиты, фискальный кризис и внешнеполитические неудачи (желающие могут легко применить эту систему координат к Русской революции 1917 года и  распаду СССР). Можно еще добавить четвертый – наличие внешних сил, заинтересованных в распаде государства, но, дабы не впасть в конспирологию, в данном случае вынесем его за скобки.

По большому счету, он и не обязателен, учитывая то, что первые три фактора в украинском случае налицо. Первое — «старая» элита «донецких» против «новой» элиты с ее пресловутыми «европейскими ценностями». Второе — пустая казна, о чем сразу же после падения Януковича во всеуслышанье заявил Яценюк. Третье — неподписанный договор о евроинтеграции, который «новой» элитой был воспринят как геополитическое поражение. 

Этот злосчастный договор, который, конечно, никто из стоявших на евромайдане не читал, собственно, и стал запалом, позволившим быстро мобилизовать массы под лозунгом «европейских ценностей» против «злочинной влады», за которой, естественно, скрывается демоническая фигура российского президента Путина. Дальнейшее уже было делом техники – аналогичные сценарии были с успехом реализованы в Сербии, Египте, Грузии, Киргизии и других странах.

Мир-системный контекст: призрак субпролетарского интернационала

Ярлык «бандеровцы», быстро закрепившийся за сторонниками евромайдана из западных регионов Украины, — это далеко не только дань исторической памяти. Вооруженные граждане в масках, ставшие лицом евромайдана, являются прямыми наследниками бандеровщины и в классовом отношении. По сути дела, бандеровщина (и аналогичные ей движения типа «лесных братьев» в Прибалтике) была последней крупной крестьянской войной на территории Европы, отчаянной, но безуспешной попыткой традиционного, а точнее, домодерного жизненного уклада противостоять экспансии Модерна с его индустриализацией всех сфер жизни. Просто посмотрите советский фильм «Никто не хотел умирать». 

Советская власть в Западной Украине не только жестоко расправлялась с лесными партизанами – вместе с ней в этот глухой уголок европейской периферии впервые пришла крупная промышленность, центром которой стал Львов. Львовский автобусный завод, объединения «Львовхимсельхозмаш» и «Конвейер», заводы фрезерных станков и искусственных алмазов, авиаремонтный и танкоремонтный заводы – в конце советской эпохи машиностроение и металлообработка формировали две трети львовской промышленности.

Сегодня же сразу за пределами исторической части города начинаются руины старых промзон, а самой популярной вакансией в реальном секторе, как говорят львовяне, стала профессия химика-технолога пивоваренного производства. Пиво во Львове, безусловно, хорошее, но одним пивом сыт не будешь. Та же история с развитием туризма, который якобы может стать «флагманом» экономики Западной Украины, – без создания кластера сопутствующих производств (стройматериалы, транспорт, сельское хозяйство и т.д.) туризм в лучшем случае будет обеспечивать выживание местного населения, как это происходит сейчас.

Деградация экономики Западной Украины сопровождалась изменением социальной структуры. Дети вчерашних рабочих советских заводов, лишившись возможности получить гарантированные рабочие места в престижных сферах, в большинстве своем пополнили ту социальную группу, которую социологи именуют субпролетариями, а в повседневной жизни ее представители чаще всего именуются гопниками. В лучшем случае они могут претендовать на сезонные работы в сельском хозяйстве, строительстве или туризме, и вряд ли стало случайным совпадением то, что евромайдан пришелся на тот период года, когда три эти отрасли работают не в полную силу.

О том, что основным костяком революции были именно субпролетарии, с прискорбием свидетельствует список погибших на майдане. Было бы логично ожидать, что это будут в основном киевляне, которые просто географически оказались близки к «ядру» протеста. Однако основная часть погибших — это молодые и среднего возраста мужчины, жители западных областей Украины. В этом контексте не так важно, приехали ли они в Киев на деньги Госдепа, либо за свои «кровные». Они целенаправленно устремились в Киев творить революцию.

В свое время пролетариат, в котором видели главного носителя энергии социальных революций, получил определение «опасного класса». Сегодня, когда границы пролетариата окончательно размыты (рабочий донецкого завода и топ-менеджер киевского банка в равной степени могут быть названы пролетариями – людьми, зарабатывающими на жизнь наемным трудом), в амплуа опасного класса все чаще выступает именно субпролетариат. Мы видели это во время «арабской весны» в Египте, когда инициативу на Тахрире захватила знаменитая «арабская улица», во время «революции роз» в Киргизии, а теперь и в Украине.

Во всех этих случаях рождение субпролетариата стало следствием краха больших модернизационных проектов, с которыми не смогли справиться государства мир-системной периферии. В этом смысле победа евромайдана означает окончательное сползание Украины в периферию мир-системы, хотя еще два десятилетия назад, после распада СССР, она могла уцепиться за группу полупериферийных стран – структура общества и хозяйства тому вполне благоприятствовала.

Наконец, нельзя не упомянуть о роли в украинских событиях той социальной группы, которая, по логике, должна испытывать к субпролетариату если не классовую ненависть, то уж точно классовое презрение. Речь идет о той части интеллектуалов, которая все чаще объявляет себя «креативным классом». В украинских событиях эти люди сыграли значительную роль, вопреки здравому смыслу и элементарному чувству безопасности настойчиво призывая революцию. Возможно, они наивно полагали, что в захваченных зданиях администраций и отделениях милиции найдется место рассуждениям о Фуко и Хомском. Но реальность, как всегда, оказалась более прозаичной – первыми туда пришли мародеры.

В чем причина этого экзотического альянса интеллектуалов и субпролетариев? Она заключается в том, что и те и другие принципиально отрицают государство и стремятся в любой форме от него избавиться («рукопожатный» российский журналист Лошак в разгар московских лесных пожаров 2010 года даже опубликовал произведение с симптоматичным названием "Проживем без государства"). В этом заключается вызов не только государству как таковому, но и всей мир-системе Модерна, которая породила современное государство с его привычными атрибутами и признаками – монополией на применение силы, налоговой системой, знаками суверенитета и т.д. Но едва ли мир торжествующего субпролетариата и интеллектуалов-космополитов окажется лучше, чем тот, что есть сейчас, особенно если учесть, что и те и другие управляемы из высоких кабинетов людей, привыкших смотреть на мир из салонов гелендвагенов и майбахов.

Сумерки нации-государства: майдан против памятников

Если все же абстрагироваться от разговоров о бандеровщине, от анализа роли ЕС, США и России на майдане, то налицо определенные политические процессы, которые не менее трагичны для наших соседей. Уже с 2004 года постепенно началась делегитимизация украинской политической системы, которая все еще развивалась по советской инерции. Конечно, право на свободу собраний является основой вездесущей демократии, но никто не отменял необходимость легитимности политического процесса. Тогда впервые после выступления «оранжевых», которые также были представлены альянсом субпролетариев и формирующегося в среде интеллектуалов «креативного» класса, оказалось возможным просто сместить президента и переписать конституцию, не думая о дальнейших последствиях.

Постепенно майдан становился украинской политической традицией, через которую выясняли отношения политические группировки Украины при поддержке субпролетариев. Используя терминологию французского социолога Пьера Бурдьё, и у постсоветской элиты Украины, и у украинского социума майдан сформировал определенный тип габитуса – сложившуюся схему их повседневного политического поведения, которая воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Таким образом, майдан фактически стал отдельным политическим институтом, который сегодня (и, очевидно, в будущем) может подменить и институт парламентаризма, и институт президентства, и институт конституции.

Майдан 2013-14 годов по уже отрепетированному сценарию еще раз сместил президента и еще раз переписал конституцию под интересы «победившей» политической группировки. Оказалось, что народными сходами, которые корнями восходят к средневековой родоплеменной традиции «веча», можно смещать губернаторов и мэров, министров и прочих чиновников. Оказалось, что без подписи президента Верховная Рада может отменять законы и принимать новые. Да что уж там говорить, оказалось, что субпролетарии могут забивать камнями и жечь милицию, при этом избегать уголовной ответственности. Это делали сторонники майдана, по их примеру такое уже начали делать и его противники: не стоит забывать, что по своей сути масса «антимайдана» — это такой же субпролетариат, только с другими этнокультурными и политическими ориентациями — не на Запад, а на Восток. Но запечатленные на видео действия участников антимайданных акций, например в Керчи, неизменно выдают все признаки субпролетариев. 

Подобный ментальный раскол Украины на последнем майдане проявился и в разрушении памятников Ленину. Сторонники евроинтеграции с ненавистью рушили монументы вождю мирового пролетариата, в первую очередь на западе Украины. Основной целью при этом, очевидно, было уничтожить все, что хоть как-то смысловым образом связано с Советским Союзом, но именно в этом процессе проявилось явное недоразумение и полное непонимание сторонниками майдана казусов истории.

Послевоенные западные историки, такие как Бенедикт Андерсен, Эрик Хобсбаум и Эрнст Геллнер, очевидным образом доказали, что формирование современных наций связано не столько с древними процессами этногенеза, сколько со становлением индустриального общества. Это проявлялось в распространении массовой печати в виде книг и газет, грамматической унификации диалектов и наречий в единые языки, развитии современной системы национального образования, появлении официальной переписи населения и т.д. В этом отношении ульяновский провинциал Владимир Ленин сделал для развития украинского национализма намного больше, чем нынешние его герои — Бандера и Шухевич.

Стоило бы вспомнить, что в царский период украинский язык официально относился лишь к малороссийскому диалекту русского языка. Единственный фундаментальный украинский словарь в Российской Империи появился во времена первых «дуновений свободы» Русской революции (словарь Бориса Гринченко, изданный в 1907 году). Однако сколько словарей, учебников, литературы, газет на украинском языке, а также национальных школ в Украине появилось в советское время, никто не считал.

Если бы западноукраинские историки, набравшись мужества, взялись за подобные подсчеты и академический анализ, то, очевидно, они бы пришли к выводу, что завершающим этапом становления украинской нации в ее современных очертаниях и (что принципиально важно – политических границах) стала именно советская эпоха. В этом отношении пришлось бы не только восстановить разрушенные памятники Ленину, но и повсеместно установить новые монументы, причем не только Ленину, но и Сталину (включившему в состав УССР Галичину и Буковину) и Хрущеву («подарившему» УССР Крым). Справедливости ради стоило бы отметить, что восточным украинцам, которые в большей степени проявляют ориентацию на русскую культуру, напротив, пришлось бы пересмотреть свое отношение к Ленину, ведь именно во времена советского интернационального проекта многие их славянские предки были официально «приписаны» к украинцам.

Резюме: Украина как failed state (несостоявшееся государство)

Итог нынешнего майдана один, но на всех: активная делегитимизация основ украинской политической системы, при которой формальные правила игры не будут соблюдаться ни властью, ни обществом, костяком которого являются субпролетарии. Поэтому майданная эйфория все больше напоминает Пиррову победу. Даже если удастся избежать раскола страны, хоть как-то консолидировать политические группировки, успокоить взбушевавшуюся часть субпролетариев, провести формально легитимные выборы, то будущее Украины все равно туманно. Можно очень долго и увлеченно разглядывать золотой унитаз Януковича в Межигорье и клеймить как вора, коррупционера, убийцу и т.д., однако в одном он будет, несомненно, лучше следующего президента, которого, возможно, изберут в мае 2014 года. Следующий президент Украины (отдельный вопрос – в каких границах?) просто не будет по качеству своей легитимности соответствовать Януковичу.

Другое, что бросается в глаза, — это экономика Украины. Она и до этого фактически поддерживалась в стадии клинической смерти за счет во многом бессмысленной скупки Россией украинских евробондов. Сегодня же, когда в Москве не знают, чем закончится постмайдановский процесс, прежние договоренности о продолжении скупки украинских ценных бумаг на 15 млрд долларов повисает в воздухе. Будет ли помогать украинской экономике ЕС – тоже большой вопрос.

Как на события в Украине среагируют непосредственные члены ЕС? Достаточно вспомнить судьбу 11-миллионной Греции, которую ведущие страны ЕС бросили в кризисе на произвол судьбы. Станет ли ЕС, и так находящийся в кризисе, брать на себя заботы о фактически 50-миллионной Украине? Конечно, есть еще МВФ, куда настойчиво советуют обратиться Украине США. Однако требования к заемщику этой кредитной организации, как показывает опыт, могут оказаться непосильными для их выполнения и окончательно загнать Украину в долговую яму.

При этом следует учитывать, что для Европы украинская экономика интересна в первую очередь как рынок сбыта. Западная часть Украины, в принципе, может «гармонично» вписаться в периферию ЕС, став частичным продолжением стагнирующей Румынии, нищей Болгарии, Венгрии, давно превратившейся в большое кукурузное поле для производства «экологического» топлива, и части Польши. Но восток Украины, ориентированный по структуре экономики на постсоветское пространство, будет обречен на еще более стремительную деградацию — со всеми вытекающими последствиями. Вот тогда мы сможем наблюдать обратный процесс: восточно-украинский пролетариат, стремительно приобретающий субпролетарские черты, может устремиться на запад страны, руководствуясь мотивами не только отвоевания власти, но и мести за происшедшее.

Как вытащить украинскую экономику из коллапса, учитывая уже сложившиеся долги Украины? В нынешней ситуации вопрос скорее звучит риторически. Сделать экономически счастливой жизнь украинцев не смогли ни Кучма, ни Ющенко, ни Тимошенко, ни Янукович. Смогут ли это сделать новые власти в новой реальности? Едва ли. Поэтому не исключено, что на следующем майдане новые субпролетарии будут забивать камнями, жечь и расстреливать уже сегодняшних победителей. Тем более такой опыт уже ковался в событиях февральского майдана 2014 года. Такова цена делегитимизации политической системы, да и, видимо, украинского государства как такового.

Здесь, конечно, напрашивается историческая аналогия с судьбой другого несостоявшегося периферийного государства – Польши, которую в конце XVIII века поделили ее более эффективные в построении современной государственности соседи – Россия, Пруссия и Австрия. Но тут нужно вновь вспомнить о мир-системном контексте. Раздел Польши происходил на волне второй великой экспансии капитализма, известной как Промышленная революция (первая экспансия совпала с эпохой Великих географических открытий), и восходящие великие державы могли легко «переварить» новые территории, перестроив их в соответствии со своим местом в мировой системе.

Сегодня же, в ситуации мирового кризиса, что Западная Украина с ее деградировавшей экономикой для Евросоюза, что Восточная Украина с немодернизированной промышленностью для России – это чемодан без ручки. Однако реальность такова, что пояс мировой нестабильности вплотную приблизился к нашим границам, и это – безусловный геополитический вызов, который пока не имеет очевидных решений.   

Николай Проценко, заместитель главного редактора журнала «Эксперт ЮГ»

Ринат Патеев, кандидат политических наук