Глобальная Кущёвка: пенсионный возраст и элитарные «креаклы»

Напомним, что все это произошло уже после согласования параметров бюджета на 2016 год. Из этого документа, подкрепленного заявлением вице-премьера правительства по социальным вопросам Ольги Голодец, следовало, что вопрос о повышении пенсионного возраста в настоящее время не стоит и Кабинетом министров не рассматривается.

Также нелишним будет вспомнить, что тема эта обсуждается, точнее «разминается» заинтересованной стороной уже давно; ее инициаторами неизменно выступают «статусные», «концептуальные» либералы, а проводниками — представители либерального же экономического блока правительства, к которым относится и министр Силуанов. Приводимые при этом аргументы особым разнообразием не отличаются: «демографический провал», резкий рост удельного веса пенсионеров, которые составляют до двух третей от количества работающих, и т.д. («Зажились, будь они неладны; нет, чтоб сегодня на пенсию, а завтра — в «ящик»!»).

В этих рассуждениях много всего — экономики, финансовых расчетов и прочее. Нет только главного — не пахнет не только нормами, но даже представлениями о социальной справедливости и, следовательно, о справедливой общественной и экономической организации. Сиречь модели. Еще раз обратимся к очередному скандальному заявлению Силуанова. Главным аргументом ему видится пресловутый рост экономики. Который, во-первых, не имеет ничего общего с развитием. Ни экономики, ни общества. Ибо «рост» — категория количественная, экстенсивная, а развитие — качественная, интенсивная. И в документах Римского клуба, провозгласивших под видом доктрины «нулевого роста» (Д. Медоуз. Пределы роста, 1972) доктрину «нулевого развития», то есть неразвития, натянутый синтез этих понятий неслучайно сводится к цветной «революции мировой солидарности» (Э. Ласло. Цели для человечества, 1977). И через нее — к «Первой глобальной революции» (А. Кинг, Б. Шнайдер, 1990). Благо, полуразвалившийся к тому времени СССР уже не мешал. Про официальные, хотя и малоизвестные, документы вроде «Нашего глобального соседства» (1995), доклада ооновско-социнтерновской Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству, и говорить нечего. Между тем этим и многими другими документами провозглашается «коллективный суверенитет на природные ресурсы» и предлагается сдирать шкуру с населения под предлогом взимания с него «реальной экологической цены» за все «блага цивилизации». Именно из подобных документов, под которыми в свое время кое-кто «подписался» и «заложил» в эту негласную «подпись» свои шкурные интересы, берется все перманентно осуществляемое либералами — и федеральными, и московскими. И повышение тарифов ЖКХ, транспорта и связи, и поборы на капремонты зданий, и проекты обложить экологической «данью» моторные выхлопы, и платные стоянки в спальных районах, и обсуждаемые пенсионные инновации. Либеральная саранча не успокоится, пока под истошный визг «все должно быть как у «людей», то есть как на Западе, не пожрет все, без остатка.

Это, уважаемые товарищи (в том числе по недоразумению считающие себя «господами»), — никакая не экономика, потому аргументы Силуанова и ничего, кроме смеха сквозь слезы, и не вызывают. Это — чистая политика, точнее — даже идеология. Того самого социального дарвинизма, который лежит в основе всех бурных потрясений XX и наступившего XXI веков. И чем дольше, настырней и безрассудней эта идеология будет проводиться в жизнь (точнее, жизнь будут впихивать в ее «прокрустово ложе») — тем сильнее в итоге разожмется «пружина» и дальше от нынешнего центра событий — окажутся вышвырнутыми ее нынешние апологеты и носители. Не потому, что автору чего-то хочется или, наоборот, нет. Просто русская история, которую они считают недоразумением, так устроена.

Во-вторых же, Силуанов показательно не обращает внимания на международную обстановку, не считая, видимо, ее обострение аргументом. Между тем, если и говорить о подобных социальных, точнее асоциальных, мерах, то оправдать их может только лишь и именно расширение масштабов, интенсивности и уровня внешних угроз, которые ставят перед страной вопрос выживания в истории. Но это — другая тема, которая, кстати, упирается в предельную, окончательно и бесповоротно, чуждость либералов мобилизационной философии «все для фронта — все для победы!». Ибо термин «принципы» они в своей практике давно уже заменили беспринципным «компромиссом»; даже речевой оборот соответствующий изобрели: «Мы же с вами цивилизованные люди, давайте по-хорошему договоримся — известно, за чей счет; Земля-то, она круглая. Французы вон с немцами в 40-м году по рукам ударили, Париж слили — и жили как люди, до 45-го, а потом зажили еще лучше, как победители. От выгодных предложений-то не отказываются…»

Корни этой философии, кстати, масонские. И проистекают из идеи «двухпартийного партнерства при буржуазной конкуренции». Не верите, читатель? Раздобудьте и внимательно прочитайте, например, неприметную, но дорого изданную, книжку экс-главы Великой ложи Австрии Александра Гизе «Вольные каменщики». Всего-то сотня с небольшим страничек — а сколько всяких разных важностей выболтано! Сильно же этого «Остапа понесло» (насчет партнерства в конкуренции — это на с. 49).

Да и другой аналогичной «макулатуры» хватает.

Автор «передергивает»?

Ничуть не бывало! «Управление и сотрудничество есть совокупность многих способов, с помощью которых отдельные лица и организации, как государственные, так и частные, ведут свои общие дела. Это непрерывный процесс сглаживания противоречий интересов, их различий в целях осуществления совместных действий. Такой процесс включает всю систему правления и официальные институты, призванные обеспечивать уступчивость, согласие и существующие неофициальные договоренности между отдельными лицами и организациями, которые отвечают их интересам» (Наше глобальное соседство. С. 19) (выдел. — Авт.).

Что в этой цитате удивляет, если не сказать, шокирует?

Первое и главное: управление без стеснения именуется согласованием государственных интересов с частными, а отнюдь не с общественными интересами. Это же самое следует и из «Предисловия сопредседателей» комиссии — Ингвара Карлссона и Шридата Рэмфала. В нем они благодарят совсем не «глобальное гражданское общество», которому возносится хвала в докладе. А «те правительства (западные. — Авт.) и фонды (олигархические. — Авт.), которые оказали ей финансовую и иную поддержку, те организации и частных лиц, которые всемерно помогали ее деятельности» (Там же. С. 15−16). В их числе, кстати, — академик Георгий Арбатов, основатель и многолетний директор Института США и Канады (там же, с. 385).

Второе, что важно. Альянс государственных и частных интересов, как сообщает нам эта цитата, стоит не на прозрачном фундаменте демократического процесса, в том числе электорального, а на неких «неофициальных договоренностях», которые, надо полагать, заключаются в обход народов. Никто и не пытается скрыть, что они служат установлению над миром глобального контроля. «В заключительной главе нашего доклада, — признаются Карлссон и Рэмфал, — мы обращаем внимание на мысль, которая превалировала в работе комиссии: мир нуждается в просвещенном руководстве…» (там же, с. 15) (выдел. — Авт.).

Надо ли пояснять, что на такое «руководство» внутри страны, а также на статус части мирового «просвещенного руководства» либералы и претендуют? Чем не полицаи при оккупантах?!

Третье, на что трудно не обратить внимания: роль официальных институтов, если верить докладу, заключается не в службе общественным интересам, а в «сглаживании противоречий» между «неофициальными» фигурантами. «Уступчивость» при заключении «неофициальных договоренностей», отвечающих интересам договаривающихся сторон, возводится в принцип функционирования «всей системы правления». И уступать, следовательно, нужно не всем, а только «отдельным», то есть отделенным от остальных, лицам. Понятно, что речь здесь идет о пользующейся эксклюзивными правами элитарной верхушке, вынесенной за рамки закона, который на нее не распространяется. Потому-то участников «системы правления» и призывают ей «уступать», заключая именно «неофициальные договоренности», что им нельзя оставлять следов. Ведь законного пути обеспечения интересов олигархии не существует, а «подставляться», подписывая бумаги, — кому охота?

И четвертое: предельная откровенность сказанного. Мафиозную модель отношений с управлением под видом «сотрудничества», которую навязывают в качестве основы глобального устройства, выдают за «последнее слово» в развитии «демократической» мысли. И продвигают ее, причем абсолютно ничего не стесняясь, самые что ни на есть «породистые» — «просвещенные» и респектабельные европейские лидеры, вроде Ингвара Карлссона.

Вообразим к примеру, что подобное на сессии городского муниципального собрания заявит мэр города, предложив народным избранникам присмотреться к противоречиям с «уважаемыми» людьми и уступить им, заключив неофициальные договоренности, не оставляя при этом письменных следов. И пообещает в этом многотрудном деле свою всемерную помощь и поддержку? В кубанской станице Кущёвской, где орудовала банда Цапков, так, собственно, и происходило. Но даже там вслух об этом с высоких трибун никто не говорил. Поэтому и предложение это, прозвучавшее в официальном докладе комиссии ООН, вполне можно расценивать как призыв организовать пресловутую «Кущёвку» уже в глобальном масштабе.

Так чем руководствуются, кого представляют и в чьих интересах действуют наши либералы — правительственные и «не очень»?

И почему так происходит?

Очень просто. Механистически извращенная и превращенная либеральная логика и вытекающая из нее этика, превозносящая частную инициативу и «конкурентоспособность», культивирующая принцип «homo homini lupus est» («человек человеку — волк»), выстроена на основах социального дарвинизма. «Выживает — сильнейший, остальных — не жалко». При этом либералы — люди в своей основной массе грамотные и, пусть и начетнически, идеологически однобоко, но образованные, хотя и в определенном смысле зависимые. Они в той или иной мере осведомлены:

— и о связи «духа капитализма», который лежит в основе их мотивации, с протестантской этикой, о чем Макс Вебер, с которым спорить либералы, конечно же, не возьмутся — кишка тонка — написал еще в самом начале прошлого столетия;

— и об антихристианском перерождении протестантизма, который на пути от Мартина Лютера («Бог дает богатство тому, кому ничего больше не дает») к Жану Кальвину («Бог так хранит избранных, что даже несмотря на грехи, они не лишаются милости Божией», то есть богатства) и далее к англиканству как квазидуховному эквиваленту той самой философии глобального капитализма, претерпело ряд фундаментальных изменений;

— и об оккультной, антихристианской сущности этого перерождения, лежавшего в основе английской Реформации (автор обоих изданий «Книги новых масонских Конституций» — в редакции 1721 и 1738 годов — английский пресвитерианский священник Андерсен);

— и о тесно связанной с масонским оккультизмом фашистской, расовой сути представлений о «цивилизованности» как «уходе от варварства» (киплинговское «бремя белого человека»). Именно на этой базе Фрэнсис Гальтон, двоюродный брат Чарльза Дарвина, вывел евгенику как «науку» о «правильном» воспроизводстве элиты. А крупный разведчик и по совместительству фантаст Герберт Уэллс, деятельно поучаствовавший в создании в 1907 году «Общества евгенического просвещения», выдвинул модель разделения единого человечества на два «биологических вида» — элоев и морлоков;

— и, разумеется, о принципиальной противоположности кальвинизму и англиканству русской православной традиции, тесно соединенной идеей социальной справедливости с историческим опытом советского, социалистического периода, к которому Россия, как верно было недавно замечено в одной из недавних статей, последовательно шла всю свою тысячелетнюю историю.

Квинтэссенцией этого тренда западной мысли, унаследованного российскими либералами — от Гайдара и Чубайса до Грефа и Силуанова — может служить следующий дарвиновский афоризм: «Мы сделали все, что могли, чтобы обуздать процесс отбора; мы построили приюты для слабоумных, калек и больных; мы создали законодательство для бедных; наши врачи совершают чудеса искусства, дабы сохранить жизнь каждого до последней возможности… Так слабые члены цивилизованных сообществ размножают свою породу. Никто из тех, кто занимается разведением домашних животных, не усомнится, что это крайне вредно и для человеческой расы».

Мы разве не слышим на всех уровнях — от Евгения Ясина до Дмитрия Медведева — постоянную мантру об «активных и успешных» «креаклах» («креативном классе»)? Эдаком «продвинутом» (в основном в стандартах потребления) меньшинстве? Для него «косное» большинство, которое Дарвин сравнил с «домашними животными», а Силуанов в очередной раз предложил на «креаклов» попахать, — гумус для произрастания последних? По иронии судьбы, автором этой теории на Западе является американский социолог Ричард Флорида, который — да будет либералам это известно — выводил степень «креативности» населения из суммы различных факторов, в том числе удельного веса лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. То-то упомянутый Гизе подчеркивает, что масонство — «мужской союз» (С. 5). А у нас в некоторой части «элиты» и среди ее «симпатизантов» с горячо любимого ею Запада этот вопрос такой «болезненный»!

Да и если бы не знали либералы перечисленных выше зигзагов западной «креативной» мысли — не витали бы на Старой площади совсем недавно, при предыдущем президенте, — некоторые смутные, недооформленные, но кощунственные в своей настырности идеи. Например, втянуть в капитализм Россию, которая второй раз за столетие наотрез отказывается его принимать, с помощью загримированного под протестантизм православного старообрядчества. На том основании, что предприниматели-старообрядцы отличались-де такой же добропорядочностью, бережливостью и трудолюбием, как и их протестантские коллеги с Запада, особенно немецкие, английские и американские.

За внешним сходством сделали вид, будто не увидели фундаментальную разницу в мотивации такого их поведения. Кальвинистско-англиканская версия протестантизма исходит из «богоизбранности» богатства, которое считается свидетельством снизошедшей на его владельца благодати. В ее понимании «избранный» — любой олигарх, оказавшийся в момент чубайсовской «приХватизации» и потанинских «залоговых аукционов» в нужное время в нужном месте. Старообрядцы же, напротив, всегда руководствовались жестким православным аскетизмом, который, благодаря св. прп. Сергию Радонежскому, сыграл огромную роль в создании духовных основ Московского царства. Распространялись они и на общественно-политическое устройство. Тягловое служение в нашей стране обладало безусловным приоритетом перед собственностью. Неотчуждаемая частная собственность в России появилась лишь в конце XVIII века и до Октябрьской революции просуществовала всего лишь около 130 лет, в отличие от Европы, где ее история насчитывает многие столетия.

Иначе говоря, если для протестантов богатство — мерило не только успеха, но и «истины» и «благодати», то старообрядцы усматривают в нем лишь побочный эффект человеческой деятельности. Самостоятельной ценности оно не имеет и оценивается через призму употребления его на общее, а не на личное благо. Такова разница между поклонением Спасителю и мамоне — пресловутому «золотому тельцу», считающемуся воплощением дьявола. И потому дореволюционные старообрядческие предприниматели в России занимались благотворительностью в таких масштабах, которые и присниться не могли их западным протестантским «коллегам по цеху».

И, кстати, финансировали социально важные политические проекты, например тех же самых большевиков.

Все это либералы знают очень хорошо; отсюда и пошлые, неприличные в своем цинизме сетования на православие как на «беду России», звучавшие от современных апологетов западничества, например, от Владимира Познера. И не только от него — подпевал-грантоедов, проституирующих своей ненавистью к России, ее Вере и ее традициям, пруд пруди! Себя они видят элоями, а «размножающих свою породу», выражаясь словами Дарвина, «слабых членов сообщества» — морлоками. О чем либеральные «шестерки», злобно захлебываясь ядовитой слюной, не преминули сообщить нам. И до, и особенно после 150-тысячного митинга на Поклонной горе, опрокинувшего попытку «реванша креаклов». Того самого, что по названию парка, в котором он проходил, в будущей российской историографии, свободной от социал-дарвнистских извращений и извращенцев, получит название Митинга Победы.

Возвращаясь к базовой для русского национального самосознания идее социальной справедливости, благодаря которой оно и приняло коммунизм и сегодня, судя по имеющейся социологии, готово вернуться к социалистической практике, хочется задать тем, кто с упорством, достойным лучшего применения, проталкивает идею повышения пенсионного возраста, ряд неудобных вопросов. Хотя для абсолютного большинства сограждан, которых эти «креаклы» считают «слабыми» и «неперспективными», они покажутся логичными и закономерными.

Первое. Почему вместо того, чтобы презрительно «нагибать» и без того хлебнувших, причем дважды — в 1991 и 1998 годах, — обобранных либералами дедушек и бабушек, не расширить, скажем, перечень облагаемых прогрессивным налогом объектов роскоши? Ведь ничего вразумительного, кроме того, что «богатые перестанут платить» и «уйдут в тень», из правительственных и экспертных либеральных кругов отродясь не произносилось? А ЗАСТАВИТЬ их платить, например, за счет административных и принудительно-правовых методов и повышения ответственности, в том числе, как говорится «с конфискацией», не пробовали?

Или боитесь, что они вас «не поймут»?

«Деловая конъюнктура» пострадает? Так это она в ВАШЕЙ, либеральной экономической модели пострадает! А если эту модель даже пока не поменять, а для начала скорректировать, выбросив на помойку препятствующие этому «грантоедские» наработки либеральных «think tanks»? Сильно укрепив при этом такое звено, как государственное регулирование, двинуть его в сторону планирования?

Инвесторы «испугаются»? Так они и так санкциями запуганы — дальше некуда, «по самое не могу». Неужели не ясно, что в самодостаточной стране и экономике — а именно таковой ее назвал президент Владимир Путин в интервью Владимиру Соловьеву, полноценно, с прицелом на суверенитет, а не на его эрозию и разрушение, могут работать только ГОСУДАРСТВЕННЫЕ инвестиции?

Что? В Оксфорде и Гарварде по-другому учат? Так вы их не слушайте — ту профессуру, ибо она ангажированная. Причем британскими и американскими интересами, которые состоят в том, чтобы в обход российских интересов Россию «выдоить». И выбросить, забрав ее природные ресурсы, как было сказано, под «коллективный суверенитет», о чем «мягко» говорилось еще в решениях Берлинской конференции (!) 1884 года (принцип «эффективной оккупации»), а затем в Атлантической хартии Рузвельта и Черчилля от 12 августа 1941 года (п. 4). А территорию — расчленить на части, что Германией, затем Антантой и наконец Америкой прорабатывалось с осени 1917 года. Для вас, господа либералы, это откровение? Или, прошу прощения, нежелательная «засветка проекта»?

Второе. А почему бы, вместо постоянных покушений на старшее поколение, не покуситься на «ваше все» — заполонивший все и вся «офисный планктон», просиживающий штаны и юбки за компьютерами? И не наделить их, скажем, налоговой ответственностью за бездетность или даже малодетность, как имело место в СССР? Слабо? Или это для вас социально, точнее классово неприемлемо, ибо подрывает политическую опору либералов в виде этого самого «офисного планктона», не позволяя выводить его в «нужный» момент на Болотную площадь?

Или пожилые — неорганизованные и безответные, а вы этим хотите воспользоваться, проявляя тем самым к ним свою классовую — не побоюсь этого «запрещенного» слова — ненависть?

А тунеядцы, коих под лейблом «свободы личности» и «прав человека» расплодилось немерено? И которые очень любят шифроваться под разного рода «творческие» профессии и рода деятельности, — разве не резерв пополнения бюджета, вместо упомянутых дедушек и бабушек? Тем более что живут они, как правило, на весьма непрозрачные гонорары, практически не учитываемые органами ФНС?

Не надо вменять им «советскую» социалистическую уголовную ответственность, вполне хватит капиталистической финансовой нагрузки? С жесткими уголовными перспективами в случае саботажа? А то у нас продюсеров скоро больше, чем пенсионеров, окажется…

Третье. Почему бы в рамках скорректированной модели на предприятиях и в компаниях с государственным участием и/или выполняющих государственные заказы, не появиться, скажем, государственным представителям (госпредам, по аналогии с военпредами, действующими в интересах Минобороны)?

И при выполнении таких заказов не перейти к плановому обеспечению их ресурсами в объемах заказов? И не усилить, причем существенно, составы и сроки ответственности за невыполнение, включая уголовную?

Что? Будут договариваться с ними за откаты? А УК РФ и ФСБ у нас для чего?

Ведь не так страшен черт, как его Малюта! И если суммировать первое со вторым и третьим (а экономисты, не сомневаюсь, способны обогатить этот перечень еще как минимум десятком аналогичных мер), то сдается автору этих строк, что вопрос не только о пенсионном обеспечении, но и об ограничении индексации пенсий работающим пенсионерам враз потеряет свою актуальность. И принятые меры получат стопроцентное одобрение той части общества, что не относит себя к «креаклам», но добросовестно, изо дня в день, из десятилетия в десятилетие работает на производстве, в бюджетной и других сферах. И не понимает, почему и за что «бывшие ничем, но ставшие всем» нувориши считают их «лузерами».

Не нравится? Ну, так «рынок», во-первых, не базар, а во-вторых — не догма. Мобилизационная модель — а рано или поздно переходить к ней все равно придётся, хотя бы ввиду международной динамики — все расставит по своим местам. От каждого возьмет по его капиталу, а воздаст — по его труду. Это и будет социальной справедливостью. Не будите лиха, пока оно тихо!

Так-то, господа!

Изжить ложно понимаемую элитарность — альфа и омега выхода из финансового прорыва, а не залезание в карман населения. Это — политическая, идеологическая и даже философская, мировоззренческая проблема, а не экономическая. Меньшинство должно служить большинству — а не наоборот. Тем более что по классической типологии элит итальянского социолога Вильфредо Парето нынешняя «элита» в своей основной массе элитой так и не стала. А уничтожив в октябре 1993 года контрэлиту, превратилась в АНТИЭЛИТУ — капризную, гламурную, исполненную избыточного самомнения, не пригодную ни к какой серьезной, социально ответственной государственной деятельности. Тем более к концептуальному стратегическому планированию и управлению, что только и может являться задачей и смыслом существования настоящей элиты.

P.S. Предвосхищая неизбежное зубоскальство на тему «личной шерсти», информирую «страждущих», что являюсь военным пенсионером и персональной заинтересованности в соответствующем решении обсуждаемого вопроса, несмотря на близость пенсионного возраста, не имею.