Борис Николаевич Климычев: биография
День рождения 01 июня 1930
советский поэт и прозаик, руководитель литературного объединения
«Родник», лауреат областной премии «Мой край родной», почётный гражданин
Томска, председатель Томской областной писательской организации и
секретарь Правления Союза писателей России с 1996 года по 2006 год
Стихи Климычева печатались в всесоюзном альманахе «Поэзия», журналах
«Огонёк», «Юность», «Смена», а также вошли в несколько антологий, в том
числе в антологию «Русская поэзия. XX век. Антология» («Олма-Пресс»,
1999 год) и в «Антологию сибирской поэзии» (Кемерово, 2008 год). И в
Антологию «Русская поэзия.ХХI век", из-ство "Эксмо" 2010 г.
Борис Николаевич родился 1 июня 1930 года в городе Томске.?Отец
Николай был часовщиком, работал в артели «Рекорд», затем некоторое время
в Доме Красной армии, а затем опять, до начала Великой Отечественной
войны — в артели «Рекорд».?Мать до рождения Климычева работала
делопроизводителем, затем была домохозяйкой. В Великую Отечественную
войну она сначала работала техноруком артели «Рекорд», затем —
заместителем директора Томского горпромкомбината, затем заведующей залом
ресторана «Север».
Климычев жил в доме по улице Тверской № 5, неподалеку от речки
Ушайки, там прошло его детство.?В детстве он был октябренком, затем
пионером. Учился сначала в школе № 4, на улице Алтайской, затем, когда
разделили мальчиков и девочек, в школе № 27 на Тверской, а когда
началась война и отец погиб на фронте в 1943 году Борис стал работать
учеником часовщика в артели «Рекорд» и учиться уже в школе рабочей
молодежи № 43 на углу Герцена и Тверской.?В 1944 году с мамой переехал в
город Щучинск, Кокчетавской области, где жили старшая мамина сестра
Александра Ивановна и бабушка Мария Сергеевна, и где были дешевле
продукты.
В 1948 году Климычев с мамой переехали в город Караганду, где мама
работала кастеляншей в роддоме, а Борис окончил курсы буровых мастеров
колонкового бурения и уехал в казахскую степь. Возле реки Чурбай Нуры
вели разведочное бурение на уголь.?В 1950 году будущий писатель
призвался в ряды Советской армии, служил один год в Приморье в городе
Лесозаводске в авиадесантной дивизии генерала Красовского.?С 1952 года
по 1953 год служил в Ашхабаде, который был еще в развалинах после
землетрясения 1948 года.?Разбирали развалины, строили дороги, возводили
ашхабадский Академгородок и многое другое.
Творчество
Отзывы о творчестве
Русский поэт Николай Старшинов в своей книге «Памятный урок» пишет о творчестве Климычева:
Роман писателя «Кавалер де Вильнев» вошел в номинацию премии «Российский бестселлер». Критик В. Горшенин пишет о романе:
Член Союза писателей России и доктор философских наук Эдуард
Владимирович Бурмакин в интервью корреспонденту газеты «Выходной»
говорит:
Владимир Яранцев. Томские тайны Бориса Климычева ТОМСКИЕ ТАЙНЫ БОРИСА КЛИМЫЧЕВА К 80-летию Б.Н. Климычева
1 июня 2010 года в Томске праздновали юбилей Бориса Климычева —
писателя замечательного, яркого, многообразного в своем творчестве. Я
поздравил юбиляра небольшой речью, в которой, конечно, не мог высказать
всех одолевавших меня чувств и мыслей. Пользуясь возможностью
опубликоваться, я решил, не мудрствуя, дать речь, как она прозвучала в
Томской библиотеке им. А.С. Пушкина, дополнив ее ниже автопримечаниями
(«Самокомментарий»). Получился двусложный текст, который и предлагаю
читателям. Легко заметить, что здесь часто встречается название журнала
«Сибирские огни» (Новосибирск), в свете которого здесь, в большинстве
случаев, и рассматривается творчество Климычева. Это не удивительно, ибо
я являюсь сотрудником этого уважаемого лит. журнала, родственного, как
видно уже по названию, «Огням Кузбасса», которым и благодарен за данную
публикацию.
«Сибирским огням» всегда везло на талантливых авторов. Л. Сейфуллина и
В. Зазубрин, Л. Мартынов и П. Васильев — в 20-е, В. Астафьев, В.
Распутин, В. Шукшин — в 60-е и 70-е. Называю только самых известных,
получивших всесоюзную славу. На самом деле можно назвать десятки имен
прозаиков, поэтов, публицистов разных эпох, составляющих тот круг
писателей, который, собственно, и явил собой феномен сибирской
литературы. В противопоставлении московской, печатаемой в столице,
которую принято считать эталоном литературы для «регионов», т. е.
«провинции», она не нуждается. Надо только сказать, что у литературы в
Сибири есть свои достоинства, то своеобразие, которое сразу видишь в
произведениях наиболее талантливых сибирских писателей. Борис Николаевич
Климычев именно такой писатель. Его узнаешь по почерку, стилю, языку. А
главное — свободе и непринужденности пера, которую ощущаешь во всех его
произведениях (1). Особенно в прозе и особенно в романах. Романы
Климычева — это всегда какие-то грандиозные авантюры в старинном
(фольклорном или даже средневековом) значении этого слова (2). В них
пускаются, вольно или невольно, практически все его герои. Будь то
кавалер Девильнев из одноименного романа, Николай Зимний из «Прощали»,
писатель Глебычев из «Надену я черную шляпу…» или журналист-писатель
Мамичев из «Поцелуя Даздрапермы» (я называю только опубликованные в
«Сиб. Огнях»). Так уж они устроены, что жадны до жизни во всех ее
проявлениях, сверху донизу. Так уж устроен и сам Б. Климычев, человек
неуемной биографии, имеющей южный полюс в Ашхабаде и северный — в Томске
(3). Может, поэтому он так щедро населяет, а порой, и перенаселяет свои
произведения людьми и событиями: чем населенней, тем азартней писатель,
тем сподручней ему. Хотя и кажутся они неуправляемыми и необузданными в
желаниях и инстинктах. Потому и встречаешь тут и миазмы, и добродетели,
крайний натурализм и романтизм. Потому и герои Климычева всегда на
грани преступления и подвига, они и криминальны и героичны, жадны до
жизни, не домоседы, а скитальцы, бродяги (4). Собственно, в этом
жизнелюбии вопреки обстоятельствам и заключается сибирское качество его
прозы — грубой и тонкой, реальной и гротескной одновременно.
Вспоминаются «чудики» Шукшина, правдолюбы Астафьева, праведники
Распутина – то, что считается классически-сибирским и что так выпукло
явлено в романах, повестях, рассказах и стихах Климычева. Порой
чрезмерно, раблезиански даже. Но у Климычева есть еще и фактор Томска —
города не только древнего, но и загадочного, полного тайн, подлинных и
мнимых. Для меня наиболее «томский» роман Климычева — «Поцелуй
Даздрапермы». Он виртуозен, как резьба знаменитого томского деревянного
зодчества, многослоен, как культурные слои вашего 400-летнего города,
остроумен, как студенты самого сибирского Томского университета. Это и
авантюрный роман, и «хроника в лицах», и репортаж с места событий
(прозаик Климычев всегда еще и журналист), и памфлет на известных лит.
персон «Тамска»-Томска (5). Но нельзя назвать Климычева и писателем
сугубо томским, замкнутым на своем городе, своей биографии. Хотя бы уже
потому, что он широко публикуется по всей Сибири, и за ее пределами. Его
реализм как подлинный, не сводящийся к фотографированию, генетически
породнен с мифом и анекдотом. То, что Достоевский называл реализмом «в
высшем смысле», т. е. касающимся вечных ценностей. Коснуться их помогает
писателю его поэтический опыт, его поэзия, на первый взгляд,
незатейливая из-за отсутствия громких слов и эффектных метафор, но
внутренне сильная, очеловеченная. Впервые, кстати, Климычев в «Сиб.
Огнях» опубликовался именно как поэт (6). Исторический роман у Климычева
тоже своего рода поэзия. Это и документ, и миф, и человековедение. Ему
интересны все без исключения люди — в их падениях и взлетах. Ибо, как
пишет Климычев-поэт: «Яма может быть горой / Ее лишь надо вывернуть
наружу». И потому творческим кредо писателя, несомненно, являются слова:
«Каждый человек есть личность необычайная…». В этом смысле Климычев
прямой наследник неореалистов А. Куприна, Алексея Толстого, Горького,
есть в нем и солнечность Михаила Булгакова, ибо булгаковская Москва в
чем-то сопоставима с климычевским Томском (7). И это подлинно сибирское
мироощущение, которому нет пределов ни в большом, ни в малом.
Оптимистическое по сути, оно оказалось созвучно тому всплеску лит.
надежд, которые испытала отечественная литература на рубеже XX и XXI
веков. Т. е. когда «второе дыхание» обрели «старые» журналы и альманахи,
в том числе и «Сиб. Огни», и стали появляться новые, такие, как «Сиб.
Афины». То же можно сказать и о писателях. Климычев нашел свое видное
место в «Сиб. Огнях», которые еще в 20-е годы явились центром
общесибирской лит. жизни и в 2000-е вновь воскресли. Климычев стал одним
из тех, кто сыграл в этом возрождении старейшего журнала ведущую роль. И
благодаря которому сегодня можно сказать, что сибирская литература
существует, несмотря ни на какие трудности. «Сибирские огни» от души
желают Б.Н. Климычеву новых творческих успехов, долголетия физического и
литературного на благо сибирской и российской литературы и культуры! САМОКОММЕНТАРИЙ
1) Свобода и непринужденность. Явилась эта свобода не сразу: Климычев
шел к ней через опыт журналиста газет малого калибра и крошечных
тиражей — в Туркмении и на Оби. И через немалый поэтический опыт: он
писал везде и всегда, стихи были спутниками его жизни во все эпохи и при
любых обстоятельствах. Например, таких. Вернувшегося в Томск молодого
поэта грабят местные урки, но в его фанерном чемодане находят лишь
тетрадки со стихами. Один из подонков, «гундосый горбун», говорит своему
подельнику: «Иван, давай я накакаю, а его скушать заставим. Раз с его
пользы нет, так хоть посмеемся. Этот Иван, наверное, успел зацепиться
глазом хотя бы за строчку, иначе не спас бы юношу от унижений: «Бери
стихи и беги!». Об этом, как видно, автобиографическом случае, Климычев
напишет позже, в 2003 году. В романе «Надену я черную шляпу…» о верности
творчеству и поэзии, растущей, как известно, из «сора», но,
оказывается, и из навоза, будто из самых светлых родников. Достаточно
взглянуть на страницу 28 майских «Сибирских огней» за 1961 год, чтобы
убедиться в этом. Стихотворение «Цветы» — первая публикация Климычева в
старейшем общесибирском журнале — это чистый воздух, «аромат весны»,
«просторные комнаты»: «И на прилавках, словно в дивной сказке, /
Расставил кто-то свежесть и красу…». Это написано как раз в те нелегкие
годы, а с фото на той же странице смотрит 30-летний поэт в белой рубашке
с воротником навыпуск и открытым светлым лбом человека «оттепельной»
эпохи: дебют Климычева в «толстом» журнале совпал с космическим дебютом
Ю. Гагарина и всей страны. Реже, чем хотелось бы, Климычев будет затем
публиковаться в «Сиб. огнях»: 1973, 1976, 1977, 1982 годы. Зато вышла
первая сибирская книга — «Тихий свет» (Новосибирск, 1977). Это тихая
таежная лирика, акварели в рамках из кедровых колючих веток, фрески на
вечной мерзлоте: «Марьянка в торбосах с бисером», Усть-Шиш, где «сугробы
стоят медведями», «река Ушайка, с бельишком шайка» и т.д. Это и
миниатюры с эпическим замахом, и заметки корреспондента, и дневниковые
исповеди: «Я самый северный редактор / В краю, где люди нефть нашли. /
Чихает у окошка трактор. / Мороз. И факел в нем — вдали». Чем и
затруднил художника Е.Ф. Зайцева, оформившего обложку этой
книжки-невелички (70 страниц карманного формата) в стиле орнамента:
схематичные ромашки, геометрические сосны / кедры, круги-спирали
облаков; ни неба, ни солнца. Затруднила книга и новосибирских
редакторов: «Главновосибирцы, — сообщает Климычев в «Поцелуе
Даздрапермы», — мариновали («Тихий свет». — В. Я.) лет десять». Между
тем известный поэт Н. Старшинов писал, что «наивысшее достоинство»
стихов Климычева «в том внутреннем свете, который они несут читателю».
Несмотря на «большую и нелегкую жизнь», что он «человек, хлебнувший горя
в детстве», что «много поездил, многое повидал». Эти слова известного
поэта напутствовали первую московскую книгу Климычева «В час зори» (М.,
Современник, 1980), где он уже в статусе «сложившегося интересного
поэта». За ней последуют другие, и аннотация к сборнику «Ключ любви»
(М., Молодая гвардия, 1985) о «шестой книге поэта из Томска», а через
три года тот же «Современник» аннотирует поэму «Возвращение земли» как
«сердцевину» одноименной поэтической книги (М., 1988). А через 17 лет в
предисловии к книге «Есть ли в Томске медведи?» сам Климычев расскажет
об этой поэме то, что не могло войти в аннотацию. Сначала он отправил ее
Е. Евтушенко: «Ответа не получил». Из «Современника» же ответили
благоприятно («поэма готовится к изданию»), а во внутренней рецензии
«один критик» даже сказал: «Чудо!». Но об этом никто не узнал. Аннотация
жевала казенными словами: «Насыщена драматизмом, живо рисует
человеческие характеры»… Климычев же словами далеко не казенными
отхлестывает евтушенковский плагиат — «вшивую историю» заимствования
строки о «хитрых вшах» во швах заплатанной одежды, и «столичных
отшивал», плюющих на «Леню Мерзликина, на Колю Самохина…». «Нас не видно
из Москвы», — заключает он, сдерживая то ли горечь, то ли гнев. Увидеть
не помогли ни эти тонкие поэтические книжки, изданные в столице в 80-е,
ни Н. Старшинов, ни даже Евтушенко, польстивший плагиатом. А может,
наоборот, помогшие открыть в себе другие грани таланта,
переориентировали с запада на восток, с Москвы на Томск, с поэзии на
прозу. Тем более что опыт уже был — новосибирская книжка «Часы
деревянные с боем» (1981). Детская по жанру — «повесть для среднего
школьного возраста», по содержанию это воспоминания, написанные
опять-таки поэтом. Тем, который «много поездил и многое повидал». Но
сохранил «внутренний свет», совпавший с «детским» жанром. Написавший в
отдел рецензий «Сиб. огней» отзыв на эту книгу томский писатель Э.
Бурмакин уже тогда ощутил: его земляк, «может быть, рассказывает не все
из того, что он мог бы рассказать». И что, может быть, попытка написать о
своем детстве «от лица мальчишки» не позволила дорассказать все до
конца. И автор рецензии повторяет свою мысль-догадку: «У писателя…
остался в запасе немалый жизненный материал». Прошло 30 лет, и для
Климычева настало время романа, где этот жизненный материал использован,
как говорится, на всю катушку. И даже с избытком. Таким вот непростым
оказался жизненный и творческий опыт юбиляра. 2) Грандиозные авантюры. Может быть, все началось с той счастливой
мысли, когда Климычев решил соединить свой «жизненный материал», свою
историю, с историей отечественной и сибирской, породнить две истории?
Климычев-романист для «Сибирских огней» начался как раз с романа
исторического «Кавалер Девильнев». Точнее с его падения из кареты в
жестокий мороз по пути в Москву (Климычев любит «ударно» начинать свои
произведения). А дальше — князь-прохиндей Жевахов, голая Палашка и дико
влюбленный в нее крепостной художник Мухин, впоследствии разбойник.
Карусель романа крутиться все быстрее: Девильнев уже глава московского
сыска, затем офицер армии знаменитого П. Румянцева, потом девять лет
Алтая и алтайских диковин, включая сектанта и колдуна Горемира. И это
только «предисловие», предыстория величиной с полромана его томских
приключений, читать которые лучше, чем их пересказывать. А когда автор
пишет о горьких думах Девильнева, что ему «далеко за 50, и не было у
него своего угла», то думаешь о герое автобиографического романа
Климычева «Надену я черную шляпу…». Свои седину, морщины и «угол» в
Томске писатель Глебычев получил примерно в том же возрасте. И пройдя
через ту же круговерть авантюр, что и будущий комендант Томска. Хоть тут
середина и не 18 века, а 20-го, и нет князей, цариц и масонов. Зато
есть «синьор Бо-Бо», певший «то в одном, то в другом автобусе арии из
опер», Мальвина, окончившая речное училище и ходившая по улицам «в
тельняшке, в речном кителе и в белой фуражке с крабом», фарцовщик Карл
Маркс с «дворянского этажа», любитель «девочек», орущий в постельном
экстазе «жеребячьим криком» на весь этаж, Шарль Иванович Бамбин,
выглядевший «не то заграничным нищим, не то Че Геварой» После «Надену
я…» — «Прощаль», роман о Томске начала 20 века, историческим уже не
кажется: незадачливый простолюдин и плут Федька Салов или вор по
рождению и убеждению Аркашка Папафилов находятся в равных сюжетных
условиях с купцами Смирновым и Гадаловым, университетскими профессорами,
с Потаниным и Шишковым. Климычеву вновь удалось собрать такой дружный
ансамбль персонажей, самодвижущийся механизм романа, похожий на часовой,
что множество подробностей, деталей быта эпохи, ее людей, больших и
малых «работают» на этот «механизм» бесперебойно. В мелочах не тонешь.
Такой же ансамбль и механизм приводит в действие Климычев и в «Поцелуе
Даздрапермы» — романе авантюрном уже в ином смысле. Несмотря на то, что
известные томские писатели могут узнать себя в героях этого романа,
Климычев все же его публикует. Чтобы поняли, наконец, что писал он все
эти годы не исторические, автобиографические или сатирические романы, а
авантюры. Вернее, «авентюры», а это уже совсем другое. Если не впадать в
буквализм современного словарного значения слова («рискованное и
сомнительное дело, предпринятое в расчете на случайный успех»), а
вспомнить седые эпические времена «Песни о Нибелунгах», т.е. немецких
рыцарях и их деяниях, в которой не главы, а именно «авентюры». Они
нарочно так хитро устроены (сложная система рифмовки и чередования строк
и строф), чтобы сделать чтение более комфортным и создать «интонацию
неотвратимого движения вперед» (В.Г. Адмони). Климычеву же как раз и
важно это вечное движение длиной в роман. Оно не случайно или бесцельно,
а отражает течение жизни, в котором ее (жизни) смысл, собственно, и
заключается.
3) …северный — в Томске. На самом деле полюсов в жизни Климычева было
много. Обо всех не узнаешь, особенно в опубликованных биографиях
писателя. Сам он тоже скуп на подробности. Наверное, потому, что делал
биографией свои книги. А там можно побывать везде и в любом обличии:
уроженцем пригорода Авиньона Франции 18 века алхимиком Девильневом или
шведского Гетеборга конца 19 века ученым Улафом Страленбергом из романа
«Томские тайны». Иногда Климычев проговаривается прямым текстом: «Мечтал
ехать в Москву, нездоровье не пустило». Так что главной биографией
писателя остался Томск.
4) …скитальцы и бродяги. Легко заподозрить Климычева в том, что он
«вопреки традициям русской словесности героизирует авантюристов, людей
без чести и совести». Сие написал другой томич, писатель С. Заплавный.
Который не почувствовал стихийного характера творчества Климычева, где
жизнь предстает в чистом виде, в образе «голого», т.е. лишенного
социального, правового и т.д. статуса человека. А. Казаркин, известный
томский филолог-сибиревед, называет такого героя «никакой человек,
маргинал», почему-то относя его к деградировавшему лит. типу «лишнего
человека». Но на окончательный приговор, на собственное мнение автор
обзора «Вехи литературной жизни Томска» так и не решился:
«Традиционалисты не приемлют то, что нет грани между забавным и
отталкивающим, между исторической явью и фантазией. Здесь видят пример
неуважительного отношения к истории, характерного для эпохи
постмодерна». Вспомним историю с «Тихим светом», художника книги и ее
редакторов — то же недоумение, непонимание. Кроме ощущения какой-то
энергетики, динамичности, изначальной слитности положительного и
отрицательного, плохого и хорошего. Тут можно процитировать давнее
высказывание А. Воронского об одном из авторов «Сиб. огней» 20-х годов:
«Не пойму, что это у вас такое — реализм, не реализм… не пойму…».
Видимо, сибирская проза и поэзия такова, что не вмещается в рамки
привычных схем: реализм, постмодернизм, «грубый натурализм» и т. д.
Такой своеобычностью можно бы только гордиться. Но хочется классичности,
новых Г. Гребенщиковых, А. Новоселовых, В. Шишковых. Хотя Гребенщиков,
можно сказать, героизировал разбойника в великолепной, восторгавшей,
например, К. Бальмонта, «Былине о Микуле Буяновиче», а Вяч. Шишков в
«Ватаге» — «красного бандита» Рогова-Зыкова. Причем Шишкову пришлось
потом специально оправдываться, что «зыковщина» только «горькая накипь в
народном движении». Так, может, прав все-таки Л. Троцкий, который еще в
1927 году сказал, что «сибиряки — запойные певцы мощи стихии и слабости
человека», что отражается в «необузданном половодье образов и слов». Не
будем ставить точки в этом разговоре о творчестве Климычева, в котором у
нас поучаствовало столько светлых умов. 5) …Тамска-Томска. В Томске «Поцелуй Даздрапермы» очень не любят.
Считают роман и неудачным, и некорректным (мягко говоря!), и чуть ли не
завершающим писательскую карьеру Климычева. В этом видна предвзятость,
изъян взгляда изнутри, всегда однобокого. Во взгляде извне свои
преимущества: лучше чувствуешь творческое задание автора — обобщить лицо
в тип, дать картину жизни провинциального писателя, которому нравится
быть провинциальным. Но к которому автор тем не менее испытывает
искреннюю, теплую любовь. Ту «скрытую теплоту патриотизма», о которой
писал Л. Толстой в «Войне и мире». Ведь «член писорга» Мамичев,
руководитель лит. кружка при Политехническом институте, учит людей
поэзии — «науке любви», а не ненависти.
6) …как поэт. Теперь Климычев как поэт почему-то в «Сиб. огнях» не
печатается. И потому хочется напомнить одно из самых «свежих» и личных
стихов Климычева «Анкеты» (1982), хотя бы частично: «Заполняя длинные
анкеты / Не лауреат различных премий, / Я, не избиравшийся в советы, /
Вспомнил, сколько было в жизни терний. / Вот вопросы: был ли за
границей, / Знаю ль языки, имею ль степень. / Помню, как мороз в
Усть-Куте злится, / Как пылают в Казахстане степи. / Много по России
пота, крови / Пролил на работах я различных. / Малость понимаю
по-коровьи, / Научился понимать по-птичьи. // Воду пил из бочажка, из
бочки, / Ночевал по старым баням летом, / В землю я вписал посевов
строчки, / Вот анкеты были, так анкеты!..»
7) …климычевским Томском. В Москву Климычев стремился, но ее же и
разлюбил за наплевательское отношение к сибирским талантам. Так же
столицу любил / не любил и М. Булгаков, который в «Мастере и Маргарите»
наслал на нее Воланда и Ко и учинил там ряд погромов. Но и воспел, так
что москвичи Булгаковым теперь бахвалятся: Музей на Патриарших прудах,
элитное булгоковедение и т. д. и т. п. Какой бы роман Климычева вы ни
читали, можете найти там своих Воландов (например, граф Загорский в
«Прощали»), Берлиозов (Лука Балдонин или Иван Осотов из «Даздрапермы»),
Иванов Бездомных (Глебычев из «Надену я…»). В конце концов, Томск ведь
город тайн и легенд. Да и сам Борис Николаевич Климычев, плоть от плоти
своего таинственного города, человек и писатель еще не разгаданный.
Пусть он таким и остается, а мы его будем читать и разгадывать. Ведь и
читать, и разгадывать можно только то, что нравится ВЛАДИМИР ЯРАНЦЕВ
НОВОСИБИРСК
Награды
Борис Николаевич Климычев — лауреат областной премии «Мой край
родной», лауреат премии Томского Комсомола, почётный гражданин Томска
(2001), он награждён знаком «За достижения в культуре», медалью
400-летия Томска, медалью имени Михаила Шолохова и медалью 90-летия
ВЛКСМ (2008). 1 июня известному поэту и писателю Борису Николаевичу
Климычеву исполнилось 80 лет! На минувшем собрании Государственной Думы
Томской области областные парламентарии единодушно приняли закон о
награждении юбиляра знаком отличия «За заслуги перед Томской областью». В
2011 году за роман "Треугольное письмо" стал лауреатом всероссийскрй
премии Ясная Поляна имени Л.Н. Толстого.
Борис Николаевич Климычев - писатель и поэт, член Союза писателей
России, Почетный гражданин г.Томска. Областная комиссия по наградам
обратилась в областную думу с просьбой наградить юбиляра знаком отличия
«За заслуги перед Томской областью» за многолетнюю плодотворную
деятельность, большой вклад в развитие литературного творчества в
Томской области. - Предлагаю поддержать предложение наградной комиссии, -
обратился к коллегам спикер Борис Мальцев. - Борису Николаевичу в этом
году исполнилось 80 лет, и он действительно заслужил эту награду своим
трудом.
Решение было принято единогласно.
Добавим, знак отличия «За заслуги перед Томской областью» является выражением признания выдающихся заслуг соотечественников
Библиография
Стихи
- Климычев Б. Н. Красные тюльпаны. — Ашхабад: Туркменгосиздат, 1958.;
- Климычев Б. Н. Валторна за стеной. — М.: Молодая Гвардия, 1976.;
- Климычев Б. Н. В час зари. — М.: Современник, 1980.;
- Климычев Б. Н. Город юности. — Ашхабад: Туркменистан, 1984.;
- Климычев Б. Н. Ключ любви. — М.: Молодая Гвардия, 1985.;
- Климычев Б. Н. Своим дыханьем. — Томск: Томское книжное издательство, 1986.;
- Климычев Б. Н. Возвращение земли. — М.: Современник, 1988.;
- Климычев Б. Н. Томские праздники. — Томск: Томское книжное издательство, 1990. — 110 с.;
- Климычев Б. Н. Есть ли в Томске медведи?. — Томск: Ветер, 2005. — 239 с.
Проза
- Климычев Б. Н. Часы деревянные с боем. — Новосибирск: Запсибиздат, 1981.;
- Климычев Б. Н. Томские чудеса. — Томск: Томское книжное издательство, 1994.;
- Климычев Б. Н. Мой старый Томск. — Асино: Полиграф-объединение, 1995.;
- Климычев Б. Н. Золотые яйца. — Асино: Полиграф-объединение, 1996.;
- Климычев Б. Н. Любовь и гнев вора Подреза. — Томск: ЦНТИ, 1997.;
- Климычев Б. Н. Томские тайны. — Новосибирск: ИППО «Наука», 1999.;
- Климычев Б. Н. Странные приключения скромного томича. — Новосибирск: ИППО «Наука», 2000.;
- Климычев Б. Н. Кавалер де Вильнев. — Сибирские огни. — 2002.;
- Климычев Б. Н. Надену я черную шляпу. — Сибирские огни. — 2003.;
- Климычев Б. Н. Гнев Родогуны. — Простор. — 2005.;
- Климычев Б. Н. Прощаль. — Начало Века. — 2007.;
- Климычев Б. Н. Поцелуй Даздрапермы. — Сибирские огни. — 2007.;
- Климычев Б.Н. Треугольное письмо. — Сибирские Огни №№ 10-11 2009 г...
|