Материал подготовлен редакцией ИноСМИ специально для раздела РИА Наука >>
Джордж Джонсон (George Johnson)
В моем первом материале, появившемся в «Исходных данных» (Raw Data), в моей новой ежемесячной колонке в газете New York Times я размышлял о том, что в науке называется проблемой невоспроизводимых результатов. Опасения по поводу того, что весь корпус научных знаний загрязняется сомнительными сведениями – экспериментами, которые не могут быть воспроизведены в других лабораториях, — стали столь значительными, что журнал Nature пообещал ввести новые меры, способствующие «улучшению согласованности и качества статей, посвященных науке о жизни», а также составил шокирующий архив под названием «Вызовы в области невоспроизводимых исследований» (Challenges in Reproducible Research).
Подобная озабоченность возникает не только в эпидемиологических исследованиях, где некоторые формы воздействия (наркотики, пища, поведение или загрязнение окружающей среды) коррелируются позитивно или негативно с человеческим здоровьем, но также в лабораторных исследованиях. Речь идет о науке чашек Петри и химических реагентов, а объекты ее исследований различаются по своей сложности в диапазоне от человеческих клеток до генетически измененных мышей. Для меня наиболее неприятным откровением оказалась неудачная попытка группы ученых воспроизвести результаты 47 из 53 «важнейших» экспериментов в области биологии раковых заболеваний. Я не мог не задать вопрос относительно того, не входят ли некоторые из упомянутых исследований в тот список, который я процитировал в моей книге «Хроники рака» (The Cancer Chronicles). Из-за заключенных соглашений о конфиденциальности эта информация содержится в тайне.Тот предмет, на котором я сконцентрировался в моей колонке в газете Times, был связан не с обманом в науке, поскольку такие случаи, на мой взгляд, весьма редки, но с той легкостью, с который мы, человеческие создания, мастера в области распознавания шаблонов, способны обмануть себя и заставить увидеть закономерности там, где на самом деле их нет. Картины из облаков. При всех существующих благих намерениях эти данные имеют возможность когда-нибудь войти в корпус научной литературы, и тогда они будут цитироваться и цитироваться без какой бы то ни было проверки. Как я уже сказал, безумно сложной может быть попытка провести различие между тем, что мы видим, и тем, что мы думаем, что мы видим. Этот феномен приводит меня в восторг с того времени, как я написал книгу «Пожар в уме» (Fire in the Mind), и я вновь коснулся этой темы в инаугурационном посте «Зажигание спички» (Lighting the Match) для этого блога.
Наибольшее количество опубликованных исследований в большей мере имеют отношение к биологической науке, и эта область оказалась в фокусе внимания в ходе недавних споров по поводу воспроизводимости. А что можно сказать о столь же важной работе, проводимой в физике, химии, геологии, а также в других так называемых естественных науках? Моя коллега Фэй Флэм (Faye Flam) поднимает этот вопрос в своей весьма критичной статье, опубликованной в блоге журналистской программы Knight Science Journalism Tracker по поводу моей колонки.Насколько мне удалось выяснить, исследования в этих областях не подвергались такой же проверке, которую Джон Иоаннидис (John Ioannidis) и Глен Бегли (Glen Begley) (источники для моей колонки в газете Times) осуществляют в биомедицинском мире. Не было никаких заявлений относительно того, что десятки основополагающих открытий, скажем, в физике высоких энергий или в области ядерной химии не могли быть воспроизведены. Одна из причин, возможно, состоит в том, что более высокие статистические стандарты часто используются при анализе данных, особенно в исследованиях с использованием ускорителей элементарных частиц. И широко разрекламированные открытия, включая подтверждение существования истинных кварков (top quark) или недавнее открытие бозона Хиггса (Higgs boson), включали в себя встроенные системы воспроизведения – два детектора управлялись различными группами ученых, зафиксировавшими одинаковые результаты.
Флэм считает, что существует еще одна причина того, что литература в области физики может быть сравнительно здоровой: «Физики говорят, что они не могут просто подогнать любые старые гипотезы, поскольку они жестко ограничены квантовой механикой и общей теорией относительности. И они ограничены также огромным количеством измерений того, каким образом атомы, частицы и свет ведут себя в реальном мире. Поэтому они не имеют возможности просто выдумать какую-нибудь сомнительную гипотезу без того, чтобы не нарушить определенные аспекты реальности в том виде, в котором она измеряется».Другое соображение связано с тем фактом, что человеческие тела отличаются друг от друга, тогда как электроны, протоны и бозоны Хиггса одинаковы, и поэтому, естественно, вы не получите такую же «истину», задавая вопрос о массе электрона, когда вы спрашиваете о рисках и о пользе ежедневного применения аспирина.
Это неплохие аргументы, если речь идет о различии между физикой элементарных частиц и эпидемиологией. Но это лишь небольшая часть биомедицинской науки. А что можно сказать об искусных и великолепно контролируемых экспериментах, проводимых в лабораториях? Находятся ли гипотезы относительно внутриклеточных ферментных путей и воздействия микроРНК (microRNA) на регуляцию протеина под значительно меньшими ограничениями, чем, скажем, физика твердых тел или материаловедение?В последнем номере журнала Science Роберт Сервис (Robert Service) описывает острую полемику по поводу того, удалось ли или нет одному исследователю в Швейцарии создать экзотические образования, состоящие из золотых наночастиц с нанесенными на них органическим способом полосками? Как я написал в газете Times, в любого рода лабораторной науке существует опасность «бессознательного включения собственных ожиданий в полученные результаты, как это происходит с посланием, исходящими от используемой в спиритических сеансах «Говорящей доски» (Qiuja board).
Вот такого рода вопросы я намерен обсуждать в рублике Raw Data, а также в заключительных – одном или двух – постах, подготовленных для этого блога.
Оригинал публикации здесь